– Все-таки вы неблагодарные свиньи, – заметил Егор.

– Неблагодарные и неблагородные, – поправил Рик.

– Неблагодарные, неблагородные свиньи, не спавшие всю ночь от счастья, что сегодня влегкую срубят с нас денег, – усмехнулся Брато. – То есть вариант: «Парни, мы готовы подождать, когда ваши машины будут на ходу», – даже не рассматривался?

Курсанты Бэнь и Кузнецов заметно смутились.

– Хрена вам лысого, а не Боба, – отчеканил Рик. – Ничего не отменяется. Подотрите слюни и отсчитывайте наш выигрыш.

– Не слишком спешишь, Саттор? – прищурился Ник.

– Нисколько, – нагло заявил Рик.

– До вечера, девочки, – с нескрываемым ехидством вернул соперникам их обращение Брато. – Губки можете не красить, вы не в нашем вкусе.

– Но натянем по самые гланды, – закончил Саттор.

– Еще поглядим, кто кого натянет, – фыркнул им в спины Бэнь.

Егор поднял руку и кокетливо поиграл пальчиками на прощанье. Уже спускаясь по лестнице, Рик усмехнулся:

– И где возьмем машины?

– Возьму у дяди, – пожал плечами Егор. – А если не получится, – он развел руками в стороны, – гляди, сколько вокруг пасется свободных флайдеров. Народ всегда был жаден до хлеба и зрелищ, а мы можем предложить и то, и другое. И вообще, – Брато остановился и заступил дорогу приятелю, – у меня есть охренительное предложение. Я выйду один против двоих.

Рик прищурился и скрестил на груди руки. Егор мотнул головой:

– Не заводись. Ты отличный пилот, Рик, ты крут, но я лучший, и ты это знаешь. Если я надеру зад сразу обоим – а я надеру – мы утрем нос не только им…

– Ты утрешь.

– Да к чертям, Рик, достоинством мы всегда успеем померяться. Они зарвались. Меня бесит их скотство! Давай отдерем их, а? Вдвоем хорошо, а если один натянет обоих – это унижение. Ну, Ри-ик, – Брато состроил капризно-просительную гримасу, но глаза его уже полыхали багрянцем в предвкушении развлечения. – И потом, – Егор сменил тактику, – если полковник узнает, что ты нарушил данное слово, он будет… огорчен.

Саттор поджал губы. Брато ударил в цель. Огорчен – мало сказано! Гневной отповеди не будет – Георг просто начнет игнорировать сына, а это было похлеще, чем назидательная речь, приправленная острыми словечками и оплеухой. Молчание отца означало не просто его недовольство – это было то, чего Рик боялся больше всего – разочарование. За все годы, что существовало их маленькое семейство, младший Саттор только однажды нарвался на подобное наказание.

Ему тогда было четырнадцать, гормоны уже вовсю кружили дурную юную голову, и из-за какой-то мелкой обиды Рик распсиховался и наговорил отцу гадостей. Но всё это было ерундой, потому что на слова Георга:

– Рик, я – твой отец и хочу для тебя…

– Ты мне не отец! Мой отец умер! – выкрикнул тогда мальчишка и застыл с открытым ртом, осознав, что только что выпалил. – Пап… – дрогнувшим голосом позвал Рик, но полковник молча развернулся и ушел к себе.

Дверь в его комнату закрылась, и сколько бы сын ни стучался, коммандер его не слышал. Только вечером полковник вышел в коридор, увидел парнишку, сидевшего на полу у противоположной стены, и произнес подчеркнуто прохладным тоном:

– Ложись спать, Рик, уже поздно. Может, я и оказался плохим отцом, но надеюсь, что хотя бы опекун из меня сносный. И как твой опекун, я прошу тебя соблюдать режим.

– Ты самый лучший отец, – ответил мальчик, стерев одинокую слезу кулаком, и ушел к себе. Но у двери обернулся и увидел, что Георг смотрит ему вслед. – Я люблю тебя, пап. Прости.

Ночью Рик не спал, вертелся с боку на бок и злился на себя. Однако когда отец вошел к нему, закрыл глаза и затих, опасаясь выдать, что не спит. Полковник постоял некоторое время рядом с кроватью сына, поправил одеяло и вышел, так ничего и не сказав. Но утром он встретил Рика привычным: