На мосту простоять пришлось с полчаса. Думаю, что мог бы стоять там и до утра, веревка с камнем осталась невостребованной. Как некоторые чудаки не понимают, что заботиться можно не только о себе, любимом?

До утра я бродил по базару, – а здесь весь город – базар, – как скучающий дворянин, что мается дурью, выискивая какую-нибудь причудливую хрень для себя или своей любовницы. А по сути я и есть он самый, скучающий, надо ждать больше недели, а чем заняться – ума не приложу.

С важным видом проходили повара и кухари, показывали пальцами на кучки моркови, лука, на мясо и рыбу, а следовавшие за ними слуги проворно укладывали товар в корзины. Лавочники угодливо кланялись постоянным покупателям, старались переманить друг у друга, сбивали цены. Тут же отовариваются и простые домохозяйки, эти дольше копаются, старательнее торгуются, берут меньше, но все-таки и они уходят с полными корзинами.

С другого перекрестка доносится гортанное блеянье овец. Там гуртовщики распродают оптом и в розницу целое стадо. Продают настолько дешево, что никто даже не спрашивает, почему дешево, все понятно, торопливо раскупают и угоняют проходными дворами. Тут же шныряют и те, кто слишком плотно прижимается к покупателю, создавая давку, а тот, пока отстраняется, не замечает, что кошелек исчез вместе с давкой.

Стража, проходя по базару из конца в конец, громко топает и стучит окованными железом рукоятями пик в каменную брусчатку. Мол, мы здесь, если надо, кричите. Отцы города, дескать, заботятся о вашей безопасности. Заодно посмотрите, куда идут ваши денежки, собираемые на налоги, это мы – ваши защитники.

На них оглядываются зло и недовольно, никто не любит ни самой власти, ни ее представителей, хотя при малейшей неприятности бросаются к тем же стражам за помощью, что не мешает за глаза костерить их на все корки.

Луна очень медленно двигается над серебряными крышами, воздух свежеет, я долго не поднимал голову, пока серебряные вершины домов не стали золотыми настолько, что в нещадном блеске потонули окрестные постройки.

Солнце еще не поднялось из-за темной крепостной стены, но зубцы победно горят в красно-желтом огне. Я чувствовал себя настолько переполненным впечатлениями, что они вот-вот начнут выплескиваться из ушей, пора возвращаться.

В дверях одной лавочки стоит, позевывая, человек в длинном халате и широкополой шляпе с высокой остроконечной тульей. За ленту заправлено длинное цветное перо не то павлина, не то гигантского петуха.

– Не желаете ли узнать свою судьбу? – поинтересовался он лениво.

– Кто не желает, – ответил я, – да только если бы ее можно было предсказывать…

Он усмехнулся:

– Что, не сбывается? А если вам будет предсказано, что, если пойдете по вон тому мосту, упадете в воду и утонете… вы все равно пойдете? То-то. А потом еще говорите, что не сбылось. Надо было идти на мост, проверить…

Я посмотрел с интересом, чувствуется, человек образованный, речь и манеры полны благородного достоинства, но без привычного высокомерия лордов и заискивания простолюдинов.

– А что, не ходят?

Он сдержанно улыбнулся:

– Почему же… некоторые решаются проверить. Кто из любопытства, кто из противоречия… Зайдете?

Я кивнул:

– Все равно пора идти спать. Давайте предскажите. Все мы знаем, что жульничество, а все равно попадаемся на тот же крючок…

В комнате чисто и уютно, книг много, но все в шкафу, а на столе одна-единственная, довольно страшноватая с виду, как по размерам, так и по внешнему оформлению. Рядом массивная чернильница с длинным пером, десяток перьев в медном стакане.

Он сразу сел за стол, я со вздохом опустился в кресло напротив, ноги гудят от хождения весь вечер и всю ночь по городу.