– А машина? – прохрипел я высохшими связками. – А бумажник? Мобильник, наконец?

– Про это ничего, Саныч, не знаю, – был ответ. – Ты бы помолчал пока, в твоём положении разговаривать не рекомендуется. Видишь ведь, каким ответственным делом занимаюсь!

Хорош диалог, ничего не скажешь, и главное – информативен. Я закрыл глаза и попытался осмыслить своё положение. «Космонавтами» у нас в клинике называют очень тяжёлых больных, тех, кто «бога видел» и чуть ли не с того света вернулся на грешную землю. Значит, моё состояние – не ахти. Вспомнив все подробности «поездки», я ужаснулся: неужто спёрли машину и деньги?! Неужто с поездкой в Болгарию придётся повременить? Ужаснувшись своему незавидному положению, я вновь провалился в небытие.

Жуткие догадки подтвердились в течение следующих суток пребывания в реанимации: машину у меня угнали, бумажник с банковскими картами и мобильник свистнули.

Алина не появлялась, звонки домой и ей на сотовый, куда по моей просьбе звонили коллеги, не приносили никакого результата: девушка, с которой я собирался в будущем связать свою судьбу, словно испарилась. Если отсутствие её на работе объяснялось отпуском (мы договаривались взять отпуск одновременно), то отсутствие в других местах объяснению не поддавалось и рождало в моей душе всевозможные опасения. А вдруг и с ней что-то случилось?! Обзванивать больницы и морги я чисто физически не мог. Неизвестность угнетала, выводила из себя.

Прибавьте ко всему этому отсутствие нескольких зубов, страстное, изматывающее желание курить, – и вы поймёте, каково мне было.

Едва я смог внятно излагать свои мысли, ко мне пожаловал полицейский. Как я понял, он бы явился и раньше, просто его не пускали.

– Старший лейтенант Земляков! – отрапортовал коренастый, слегка седеющий брюнет со сбитой, как у Бельмондо, переносицей. Пересказав ему вкратце всё, что со мной произошло пару дней назад, я настолько утомился, что вынужден был после рассказа взять пятиминутный «таймаут».

Тщательно записав мои сумбурные показания, а также модель, цвет и госномер моей машины, Земляков «успокоил», что я не единственная жертва «бомбистов», что очень скоро их задержат, и тогда все мои данные пригодятся. Поинтересовавшись также – застрахована ли моя машина от угона, он пообещал найти её в ближайшие сроки.

После чего, попрощавшись, покинул палату реанимации.

Что ж, подведём неутешительные итоги.

Меня «отдубасили» так, что из стационара смогу выписаться не скоро. Кроме физических увечий, мне причинили также имущественные: лишили денег, личного транспорта и средств связи в виде сотового телефона. На эту и без того гнусную картинку наслаивается дискомфорт личного плана: моя девушка исчезла, вот уже более трёх суток не давала о себе знать! Если учесть, что до этого мы с ней не расставались больше, чем на полдня, можно представить, каково мне было коротать дни и ночи, не зная, жива ли Алинка!

Следовало, конечно, сообщить родителям, которые с апреля по октябрь обычно жили на даче, но я не спешил их «радовать». Думал, вылечусь, выпишусь, вставлю выбитые зубы, потом и сообщу подробности. А то они у меня оба гипертоники, лишний раз нервировать их мне не хотелось.

Едва меня перевели из реанимации в обычную палату, коллега Кабачный решил меня обрадовать:

– Не так всё паршиво, Саныч! Крови в спинномозговой жидкости у тебя нет, на глазном дне – без изменений. Моча, опять же, в норме. Думаю, через недельку будешь, как огурчик, а пока есть время поразмышлять о прожитом. В другие-то дни всё недосуг… Глядишь, философом станешь.

– Что ты имеешь в виду, изверг?