С работой я разделался где-то за час и пошел в другое крыло госпиталя, где находилась травматология и реанимация. Я был знаком с врачами отделения и в привычной форме оповестил их, что буду разбираться с медицинскими картами своих пациентов. В стопке документов я нашел бланки с упоминанием Сентидо. Он, судя по протоколу, поступил в реанимацию в 4:49 утра без сознания, с ушибами мягких тканей и переломом левой локтевой кости. Выявлены разрывы внутренних органов, внутреннее кровотечение. На момент реанимационных действий Сентидо находился в состоянии клинической смерти, был откачан и переведен в медикаментозную кому, проведена интубация легких. Также токсикологический диагноз – острое отравление наркотическими веществами. Реанимационное отделение. В моей голове всплыли моменты, как я осматриваю Сентидо после аварии…


В надежде встретить его близких, я решил до него дойти. Но у дверей реанимации никого не оказалось. Это меня удивило, потому что вчера нас встречала толпа секьюрити. И я был уверен, что они до сих пор охраняют Сентидо. Белый халат позволял мне пройти внутрь. Лицо Сентидо было открыто, и я увидел множество ссадин и порезов. Изо рта торчала трубка и уходила внешним концом в аппарат вентиляции легких. Тело было открыто наполовину, на груди крепились датчики электрокардиографа. Монитор над головой отбивал ритм его сердца и визуализировал, с какой силой оно, будто назло Сентидо, все еще хочет жить.

– Вчера ночью доставили, – я вздрогнул, услышав голос из-за спины. Это был Оквабел. Наверное, увидел, как я зашел. – До утра оперировали. Даже заведующего отделением на спецмашине привезли.

– А что произошло? – спросил я как бы между делом, будто мне не очень интересно, и пришел я по другому вопросу.

– Никто не знает, – пожал плечами Оквабел. – Я утром курил с ребятами из реанимации. Говорят, что позвонили сразу на все телефоны нашей регистратуры и сказали не принимать никого в следующие шесть часов. А сразу после этого всем дежурным хирургам позвонил главный врач и сказал идти ассистировать в травматологическую операционную.

– А кто это?

– Настоящий призрак! Я пытался найти его в поисковике и в социальных сетях, даже своему знакомому полицейскому скинул имя, чтобы тот в базе пробил. Но без результата, только имя – восхищался Оквабел.

– Может, посмотреть по сводкам аварий? – осторожно предложил я.

– Каких аварий?

– Дорожных, – я почувствовал, как лицо заливается жаром. Я понял, что в медицинской карте не уточнялось, как Сентидо получил травмы – у него сломаны ребра, разбито лицо – похоже на аварию. Может его сбили на проспекте?

– Он сам водитель и вчера сам приехал. На заднем дворе госпиталя запарковался.

– Такого не может быть.

– Так говорят. Ну, машина точно его. В личных вещах – ключ от Феррари, и на заднем дворе, неожиданно, это авто, – уверенно проговорил он. – Либо у него был личный водитель. Но никто не оставил свой номер для связи. Такую машину не покупают, чтобы тебя на ней катали. Дежурные обычно пытаются найти родственников, но у призрака не было с собой ни телефона, ни бумажника. Должна прийти полиция и сфотографировать его для поиска. Короче, ждем ответа, пока хоть кто-то объявится. А ты чего пришел? Плановые операции вашего отделения перенесли на следующую неделю. Сказали свободной всегда держать минимум одну операционную, – Оквабела прямо распирало от желания поговорить. Но я ответил что-то невнятное и быстро удалился.


Машина стояла на заднем дворе. Мне хотелось самому убедиться в этом. Шел десятый час вечера. На улице было темно, поэтому я не побоялся подойти к автомобилю. Я не поверил своим глазам, когда приблизился на расстояние в несколько метров. На машине не было повреждений. Она была как новая. Чистый отполированный кузов красного цвета блестел в освещении уличного фонаря. В ту ночь мы получили удар под углом в бок, и я хорошо помню помятую морду. Такие повреждения, казалось, не восстанавливают. И точно не делают это за ночь. Значит, это было новое авто. Я подошел ближе и заглянул в салон. Внутри лежала спортивная сумка Сентидо. Вглядываясь в детали интерьера, я думал, что сошел с ума. Если это правда его машина, то в ней может лежать мой телефон. Я вспомнил, что Сентидо открывал спорткар через приложение. Тогда я достал из своего кармана его мобильный, разблокировал и нашел подходящую иконку. Нажатие – Феррари пиликнул, а на экране отобразился раскрытый замок. Я открыл водительскую дверь и сразу увидел свой телефон в подстаканнике. Вчера ночью его точно там не было, я это хорошо помню. Кто-то не только пригнал новую ультра-редкую машину, но и заботливо переложил туда все вещи. Я не стал медлить, закрыл дверцу и пошел в сторону метро, пока меня никто не заметил. Кроме метаморфозов с машиной мне было непонятно, почему Сентидо сейчас лежит в реанимации в полном одиночестве и никто не интересуется его состоянием. На следующий день я опять забегал на работу и несколько раз специально проходил мимо травматологии, чтобы застать кого-нибудь из близких, но никто так и не пришел проведать родственника. Впрочем, Сентидо в любом случае был в стабильно тяжелом состоянии и не собирался принимать гостей.