Уик вернулся к вставшей с кровати Окаолле.

– Наверное, Марьям меня уже заждалась, – сказала она. – Я пойду, хорошо?

– Да, конечно, – с ноткой досады ответил он.

– Ты только не расстраивайся, вечером я постараюсь к тебе прийти и… Давай почитаем ещё один роман?

– С радостью! Вслух?

– Можем и вслух, если тебе так хочется.

– Спасибо, дорогая. Буду ждать.

Они попрощались поцелуем и спустились на первый этаж, где услышали брань и громкие хриплые голоса, резавшие слух: усатый мужчина с сиреневыми волосами, внешне похожий на брата Сифон Цербет и мужчина в каске рьяно спорили о чём-то, в то время как Ахерона и Ехид наблюдали за ними, как за скучным фильмом.

Смерив их удивлённым взором, возлюбленные разделились и, набрав еды, зашли в столовую: Элла Окаолла отправилась к Марьям Черисской, а Стюарт Уик к Сэмюелю Лонеро, Петру Радову и Табибу Такуте.

– Ба! Вот и наш романтик! – ласково засмеялся Пётр, когда пришедший сел рядом. – Ну что, как тебе гостиница?

– Неплохая, – ответил Стюарт.

– Согласен, но я бывал в гостиницах и лучше!

– Тоже мне, сравнил ляшку с пальцем. Это гостиница трёхзвёздочная, а ты нам про пятизвёздочные рассказывал, – сказал Табиб.

– Откуда ты узнал, что она трёхзвёздочная? – подивился Радов.

– Ахерона сказала! – перебил доктора композитор. – Я её разговорил, и она мне всё-все рассказала про нашу гостиницу! А Табиб рядом сидел.

Завтрак прошёл за бурными обсуждениями нового места и последующего рабочего дня: Пётр и Табиб всё шутили, а Лонеро искренне смеялся с них. Один Стюарт пребывал в каких-то мрачных думах и никак не мог отвлечься.

После завтрака и до обеда он сидел в своей комнате с Эллой и, с нежностью держа её за руку, обсуждал сценарий будущей постановки, о которой толком ничего не знал.

– Насколько я поняла, это пьеса начинающего драматурга Сидиропуло о выживании нескольких людей в гостинице «Неделя», – рассказывала Элла. – Я играю супругу музыканта, а что дальше предстоит по сюжету этой роли, не знаю. На самом деле я просто решила попытать удачу и прошла прослушивание. Завтрашний день должен раскрыть нам все карты.

– Да, надеюсь, раскроют… Кстати, будет забавно, если эта пьеса окажется реальностью, а не мюзиклом, учитывая, как меня настораживает эта гостиница.

– Не дай Бог!

Элла засмеялась.

К ужину Уик спустился раньше всех и, насытившись, вышел в фойе, где пересёкся со старшим Цербетом и Лонеро. Сифон театрально лил слёзы и рассказывал о своей непростой жизни: как его бросила жена, как он долгое время находился в трауре и был под строгой властью алкоголизма, как однажды ему подожгли усы и прочие байки. Сэмюель слушал его с искренней жалостью и задавал наводящие вопросы.

– Когда-то нас было трое, трое братьев, – поднимал палец к небу Сифон, – но после несчастного случая нас осталось двое! А ведь мы были как трёхглавый пёс: сильные, опасные!.. Без Аила мы не такие мощные и сильные.

Стюарт с недоумением застыл в дверях столовой. Возле него стоял Ехид со скрещенными на груди руками. Завидев музыканта, он лениво сказал:

– Вы уж не пугайтесь моего брата. Он немного того… психованный. Мы с ним как палка на двух концах или типа того. Он после травмы головы таким стал, громким и очень странным. Вот сейчас вы видите, как он лапшой наседает на уши бедному мальчику и неизвестно, когда остановится, да и остановится ли вообще ближайшие пару часов.

– Думаю, нашему Сэмюелю по-настоящему интересна жизнь вашего брата, так что вы сильно не переживайте на этот счёт.

– А я и не переживаю; пусть болтают, пусть! Брату забава на вечер нашлась.

Поднявшись обратно к себе в комнату, Стюарт с тяжёлым вздохом сел за стол и принялся писать записи о прошедшем дне, дабы освободить перегруженный разум от кишащих, подобно стрекочущим личинкам, мыслей, а затем лёг спать и почти моментально погрузился в забытьё.