Чем безнадежнее становилась ситуация, тем настойчивее становились домогательства Дёница: «Мне нет необходимости объяснять вам, что в нашем положении капитуляция равносильна самоубийству, что это верная смерть, что капитуляция подразумевает смерть, уничтожение раньше или позже миллионов немцев и что в сравнении с этим жертвы, которые мы обязаны понести даже в самых жестоких сражениях, – мелочь…»

За этими впечатляющими словами следовала пропаганда в нацистском стиле – гордость и честь, которые никогда не склонятся перед врагом, необходимость в фанатизме в войсках и вера в Адольфа Гитлера. «Как бы ни изменилась ситуация, кригсмарине (ВМС) должны оставаться неколебимым боевым сообществом. Оно никогда не подчинится вражескому игу!»

1 апреля Мартин Борман, глава партийной канцелярии, издал в такой же степени вдохновляющий призыв к партийным функционерам: «Везде борьба с врагом, вторгшимся в рейх, должна вестись беспощадно и упорно. Гаулейтеры (руководители областей), другие политические руководители и командиры соединений должны сражаться в своих областях и победить либо умереть. Всякий, кто без четкого приказа фюрера покинет свой участок, атакуемый врагом, либо не станет сражаться до последнего дыхания, – подлый трус… и он будет заклеймен как дезертир и будет рассматриваться как дезертир. Выше дух, и все слабости будут преодолены. Наш единственный девиз на данный момент: победить или умереть…»

Смерть Рузвельта возродила надежды у Гитлера и его окружения. Даже в таких более реально мыслящих кругах, как штаб ВМС, воспринимали ситуацию со сдержанным оптимизмом. В Военном дневнике ВМС запись от 13 апреля гласит: «Хотя на нынешнем этапе войны вряд ли стоит ожидать немедленных последствий, политические результаты трудно предсказуемы и могут быть далеко идущими…»

Шверин фон Крозиг говорит об этом событии не только как о «приговоре Господнем», но как о «даре Господнем», который надо заслужить, если пожать его плоды полностью; он подчеркивал, что «путь сейчас открыт, и мы должны идти по нему активно и немедленно».

В своем обращении 15 апреля Гитлер объявил, что большевизм столкнется с древней судьбой Азии и истечет кровью прежде, чем дойдет до столицы рейха. «Берлин останется немецким, Вена снова будет германской (13 апреля 1945 г. Вена была взята Красной армией. – Ред.), а Европа никогда не будет русской… В данный момент, когда Судьба убрала с лица земли величайшего военного преступника всех времен, поворотный момент этой войны будет бесспорен».

Но действительность была совсем другой. Уже на следующий день русские перешли в решительное наступление, а «мощная артиллерия», которая, по словам Гитлера, должна встретить их, как выяснилось, существовала только в его воображении. После оперативной паузы ударные группировки маршалов Жукова и Конева – 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты – двинулись вперед на Берлин, сжимая его в клещи. Во время совещания, длившегося с 13:00 до 20:00 22 апреля, Гитлер впервые признал возможность поражения. Он решил остаться в Берлине и разделить судьбу столицы. В тот же день германские войска на Западе под командой фельдмаршала Кессельринга были отброшены во Внутреннюю Тюрингию, а те, что воевали на северо-западе, – в районы к югу от Гамбурга и Эльбы. К югу от Берлина передовые советские части достигли городов Тройенбритцена и Цоссена, непосредственно угрожая центральным армейским складам боеприпасов; к северу от города они вступили в соприкосновение с внешним кольцом обороны.

Днем раньше Гитлер приказал обергруппенфюреру (генералу) СС Феликсу Штайнеру начать широкомасштабное контрнаступление против русских в пригородах Берлина, и сейчас он напрасно ожидал от него новостей. Но, как и все другие приказы Гитлера в эти последние недели и месяцы, этот план был основан на воображаемых, несуществующих резервах. Помимо этого, командные каналы связи были в полном расстройстве, поэтому невозможно было точно знать, какие войска действительно имеются в наличии. Генерал Хейнрици описывает ситуацию следующим образом: «Как ни поразительно это может выглядеть, но в самом деле было почти невозможно выяснить, какие войска были сосредоточены в районе Берлина и в Бранденбург-Мекленбурге. Главная причина – наложение друг на друга каналов связи. Тут и СС, подчинявшиеся только Гиммлеру; тут и Геринг с его люфтваффе, над которыми сухопутные войска не имели власти; здесь и бесчисленные резервные соединения в распоряжении не фронта, а Юттнера, командующего армией резерва, а поэтому косвенно также под началом Гиммлера; возле побережья находились многочисленные подразделения кригсмарине, частично влившиеся в систему обороны, но в большинстве своем все еще подчинявшиеся командованию ВМС; также масса разбитых воинских частей из Восточной и Западной Пруссии, каждый день прибывавших морем в Свинемюнде на расквартирование и дальнейшую передислокацию внутрь страны. Трудно было организовать их учет, поскольку ни СС, ни люфтваффе не давали точных сведений. Каждый старался удержать у себя скрытые резервы, которые смог бы однажды использовать в собственных целях…»