Павел хотел сказать, что она упустила свой шанс с Ральфом, но лишь покачал головой.

– Ты никого не будешь искать.

«Асцы» подошёл, и они забрали у него коробки. Кира приложила пропуск к экрану, и тот загорелся синим, принимая оплату.

Павел вскрыл коробку, выкладывая упаковки на стол.

– Как знать, – сказала она, – посмотришь на тебя, и всё приобретает радужный ореол.

Он вылил на рис соус, вывалил имитацию мясных котлет и перемешал.

За соседний столик присел парень в форме, скользнул по ним незаинтересованным взглядом и отвернулся.

– Тише говори, – сказал он, показывая на него глазами.

Кира скривилась:

– Да кому мы нужны?

Павел прожевал и тихо ответил:

– Они не разговаривают, но они не глухие.

Парень не обернулся. Он смотрел на очередную картину, где на черном фоне белой краской были очерчены силуэты двух людей в ряду кресел. Кира мельком взглянула на него и развернулась обратно.

– Если у них в голове постоянно какой-то шум, то огромный объем внешних данных просто ускользает от их внимания. Я почти уверена, что он не замечает ничего вокруг.

Павел пожал плечами.

– Вдруг у него нет карты, или он её не использует для «фонового шума»? Брэдли иногда участвовал в наших разговорах.

– Иногда. И ты же в прошедшем времени это сказал? – уточнила Кира.

Павел закатил глаза, поняв намек.

– Ну да, сейчас он несколько не в форме.

– Его мозг в желейной форме.

– Прекрати.

Какое-то время они сидели в тишине.

– Гервиг бросил фразу о том, что они все в общей сети. Не кажется ли тебе, что карта может быть хорошим подспорьем в поисках?

Павел поморщился.

– Нет. И если у тебя появляются подобные мысли, значит, ты на полпути к имплантации.

Кира какое-то время молчала, словно обдумывая, а потом сказала:

– Тогда я не представляю, как помочь тебе в поисках. Ты ничего не знаешь о ней, а она не вспомнит тебя, если у нее нет способностей.

Павел тихо сказал:

– Это неважно, вспомнит она меня или нет. Важно то, что она здесь, а значит, шанс встретить её уже достаточно велик.

– Как и шанс пройти мимо.

Павел не удивился подобным словам. Кира никогда не верила в его способности.

– Вероятно, это моя ошибка, что вы с Ральфом так мало знаете об энергиках, – сказал он, смотря, как парень за соседним столом неспешно поглощает еду. Судя по виду, тот не собирался уходить в ближайшее время, а в тишине их разговор можно было услышать, – но сейчас не лучшее время пускаться в подробности.

Кира проследила за его взглядом и тоже повернулась.

– Рядовой! – громко крикнула она, но молодой человек даже не обернулся, продолжая жевать. Девушка развернулась. – Успокоился?

Павел откинулся на спинку стула и вытер рот салфеткой:

– Вдруг он притворяется?

Кира закатила глаза:

– Прекрати. Твои теории заговора давно устарели. Неизвестно, когда в следующий раз наши расписания совпадут. И кстати, я достаточно знаю об энергиках и даже помню про твоего любимого Моррисона.

Павел вздохнул и открыл кисель.

– Моррисон – это ещё не всё, – медленно сказал он и повертел пакетик в руках, рассматривая знакомый логотип. Он мимолётно подумал о связях Академии с той Базой – похоже, у них была одна компания, поставляющая еду. – Знаешь, как называлась его первая работа? «Эволюция под действием радиации и реликтового излучения». Об энергиках, как о массовом явлении, не говорили ещё и столетие назад, поэтому он предположил, что это влияние космоса и человек делает своеобразный эволюционный скачок. Что-то вроде удачной мутации. Не все с ним согласились. Например, Винкель, выдвинул теорию, что космос, скорее, косвенная причина, а главная – наш организм, который таким образом среагировал на изменение среды, и появление нового навыка – не больше чем ещё одна способность, помогающая выжить. С ним тоже немногие согласились. Но статистика – вещь упрямая: количество энергиков с каждым годом растет. На наших глазах осуществляется масштабное событие – переход к человеку новому, всевидящему, и говорят, что через столетие всё кардинально изменится, люди будут другими. Моррисон говорит, что люди, которые будут знать своё точное будущее, постараются сделать его как можно более безопасным. Разве мать, увидев, что сын собрался отдать свою жизнь на войне, его куда-то отпустит? Они будут знать, к чему приведет то или иное решение, поэтому будут делать всё как можно лучше. Общество изменится, мир изменится, изменится отношение всех к каждому и к себе, исчезнут войны… Знаешь, почему мне так нравятся работы Моррисона? Потому что он дарит нам сказку, которая может никогда не наступить, но от этого не перестает казаться заманчивой.