Петрович помчался вслед за Спесивцевым, удивляясь, почему он не сделал этого раньше: еще секунду назад его ноги были будто приклеены к полу.

Королев не видел впереди своего товарища – видно, тот мчался так, будто всю жизнь готовился к этому старту. Петрович слышал за спиной едва уловимый шорох, но боялся оглянуться. Свет вдруг погас окончательно, но его ноги продолжали бежать, несмотря на то, что он готов был уже остановиться и посмотреть назад. «Точно, как там», – вновь подумал он о печальной судьбе объекта №1.

Снова включились и заморгали лампы. Ноги Петровича обо что-то споткнулись, и он перелетел через какую-то кучу, лежавшую посередине коридора. Не вставая с пола, он обернулся и посмотрел на то, обо что ткнулись его ботинки: в мерцающем свете неоновых ламп он увидел Спесивцева, распластанного по всей ширине коридора. Его рот, похожий на черную дыру, был открыт в застывшем крике, которого Королев почему-то не услышал, когда бежал сюда. Тут он сообразил, что здесь находится еще одно чудовище, всё это время тихо кравшееся за ними. Больше он ничего разглядеть не успел: в туннеле снова погас свет.

Лампы больше не моргали, и поэтому на складе стало светло, как днем. В другое время устойчивое освещение успокоило бы Елену, но только не сейчас: она растерянно смотрела на Маргариту, на руках которой лежал бесчувственный Шишкин: он был похож на уснувшего младенца, только с легкой светлой щетиной на подбородке. Эта картина была так же малопонятна Елене, как и то, что вообще произошло между Маргаритой и Шишкиным за последние десять минут. Елена помнила, как Маргарита коснулась плеча лаборанта, и он тут же, закрыв глаза, повалился на пол. Теперь он, полностью отключившись, лежал на руках Кондрашкиной, а та смотрела на него и что-то тихо шептала.

Спрашивать что либо у Маргариты было бесполезно – всё равно она не раскроет своих секретов. Елена вздохнула: ей вдруг стало грустно от того, что никто не хочет воспринимать ее всерьез, и ладно бы это был только Шишкин, который еще недавно втайне над ней насмехался, но Маргарита! Почему она не говорит с ней, как со взрослым человеком, а обращается, как к ребенку, которому нужно только есть, спать и смеяться над глупыми шутками?

Елена залезла в свою барокамеру и улеглась на матрасике. Она отвернулась от Маргариты и Шишкина, не желая больше смотреть в их сторону.

В следующую минуту Маргарита подошла к ней и тихо спросила:

– Ты как себя чувствуешь?

Елена молчала.

Кондрашкина понимала, что бедной девочке стало страшно от того, что она только что увидела, и поэтому решила сразу все объяснить.

– Я ему немножко память подтерла, – сказала она шепотом.

Елена чуть повернула голову.

– Но зачем: он, ведь, обещал никому ничего не рассказывать?

Маргарита вздохнула и посмотрела на Коржикову, как на глупого ребенка:

– Они все трепачи, Лен: создай ему более или менее располагающую обстановку, и он выложит все за милую душу.

– Но после твоего «сеанса» он даже имени моего вспомнить не сможет, а уж про то, что здесь произошло – и подавно, разве не так?

– Откуда ты это знаешь, Лен? – насторожилась Маргарита.

– Знаю, – ответила Елена, – после твоих процедур я иногда забывала, как Сережку моего зовут: порой, мне по двое суток нужно было для того, чтобы вспомнить, как он выглядит…

– А почему ты мне раньше ничего не говорила? – нахмурилась Маргарита: ей не нравились такие сюрпризы.

– Потому что забыла! – неожиданно выкрикнула Елена.

– Потише, Лен, – сказала Маргарита и осмотрелась.

– Да нет тут никого – не бойся.

– Послушай Лен, давай-ка быстренько разберемся, что с тобой происходило после наших сеансов, а потом ты поспишь, хорошо?