Максимилиан все выслушал – и вскоре на экране возникло перспективно-объемное изображение маленькой деревни с домиками, крытыми соломой и увенчанными трубами, из которых дым валил столбом. Из дверей в двери сновали хорошо прорисованные человечки, занимавшиеся своими повседневными делами. Все выглядело вполне реалистично.

Макъявел показал ему, как приобщить его племя к ремеслам, чтобы оно научилось складывать стены из самана, лепить кирпичи из глины и строгать рогатины с острыми, закаленными на огне наконечниками. Разумеется, это была всего лишь компьютерная модель, но после каждого вмешательства Максимилиана экранная деревня неизменно преображалась: в гумнах накапливались запасы сена, строители закладывали по соседству новые деревни, население росло, что служило знаком благоденствия.

В этой игре при выборе на любом поприще: политическом, военном, земледельческом, промышленном – довольно было нажать на клавишу «пространство», чтобы миновать десятилетний период. Кроме того, Максимилиан заметил, что результаты принятых им краткосрочных и долгосрочных решений можно наблюдать в реальном времени. За своими успехами он следил по сводной таблице в верхнем левом углу экрана, где указывались число жителей, их достаток, запасы пищи, достижения в науке и текущие научные разработки.

Максимилиану удалось создать маленькую культурную цивилизацию наподобие египетской. И даже научить ее строить пирамиды. По ходу игры он, впрочем, и сам с удовольствием учился возводить памятники, которые до сих пор считал напрасной тратой денег и сил. Памятники отражают культурную самобытность народа. К тому же они притягивают культурные элиты соседних народов и способствуют сплочению членов сообщества вокруг памятника как символа.

Но, увы! Максимилиан не изготавливал глиняную утварь и не засыпал зерно в герметические хранилища. Так что народу его ничего не оставалось, как довольствоваться запасами, которые попортили насекомые наподобие долгоносиков. Его изголодавшееся, обессилевшее войско уже не могло противостоять нашествию нумидийских захватчиков с юга. Пришлось все начинать сначала.

Игра уже забавляла его. Детей нигде не учили, что изготавливать глиняную утварь жизненно необходимо. Цивилизация могла вымереть, если бы она не позаботилась о том, чтобы хранить зерновые в закупоренных кувшинах, защищавших от долгоносиков и мучных хрущаков.

Все его виртуальное население, числом шестьсот тысяч человек, погибло в игре, но его наставник Макъявел посоветовал перезапустить игру, уже с новым населением. В «Эволюции» разрешалось тренироваться на черновых вариантах цивилизаций.

Перед тем как нажать на клавишу перезапуска, комиссар пригляделся к цветному экранчику, где была изображена широкая равнина с двумя заброшенными пирамидами. У него путались мысли.

Пирамида была не простым сооружением. Она представляла собой могущественный символ.

Что же могла таить в себе та, настоящая пирамида в Фонтенблоском лесу?

Тихое прибежище. Изрядно попетляв по улицам и добравшись наконец до дома, Жюли, полулежа под одеялом в уютной постели и подсвечивая себе карманным фонариком, читала «Энциклопедию Относительного и Абсолютного Знания». Ей хотелось понять, о какой такой революции говорил Эдмонд Уэллс.

Мысль писателя казалась ей туманной. Он имел в виду то «революцию», то «эволюцию», но непременно «без насилия» и «без претензии на эффект». Ему хотелось незаметно, чуть ли не тайком изменить некоторые представления.

Все это выглядело по меньшей мере противоречиво. Революциям было посвящено немало страниц, однако нужно было прочитать еще столько же, чтобы понять, что все они заканчивались ничем. Казалось, что все революции неизбежно заходили в тупик или же были обречены на провал.