Салон-магазин безнадежно пустовал. Продавщица да несколько модниц у прилавков с бижутерией. Нечаянно приблудила юная парочка, без интереса посмотрела на картины, тут же поторопилась удалиться на свежий воздух. Зато новоявленный старичок, с седенькой бородкой и клюкой в трясущихся руках, тщательно протер запотевшие очки, прикрыл ими слезящиеся глаза, с интересом огляделся по сторонам. Кажется, нашел предмет своих исканий. Пошмыгал носом, проверяя устойчивость визуальной экипировки, воззрился на красочное полотно в черной раме.

Рядом с экстравагантной картиной притулилась работа Вадеева под лаконичным названием «Озарение». Так, вспышка ярких красок, отдаленно напоминающая грозовое небо, расколотое солнечным светом. Вместо туч – неясные темные символы, очень похожие на танцующих уродцев Матисса. Даже есть автограф – короткий вензель с длинным прочерком. Ничего, художественная роспись – самая эффектная деталь в картине.

– Вы, наверное, художник? – деликатно обратился он к старичку.

– А?! – потянулся тот ухом к Вадееву. – Упаси бог! Я, молодой человек, профессиональный критик.

Может, и был. Ностальгия по изобразительному искусству не дает засидеться дома. Тоже страсть. Как, например, заядлый рыбак при отсутствии водоема начинает удить рыбу в собственной ванне. Так и этот.

– Ничего интересного! – намеренно категорично заявил Вадеев, пытаясь втянуть старика в беседу.

– Да нет же, молодой человек! – попался на уловку странный критик и продолжил рассматривать все ту же картину.

– Может, поясните?

– А как же! Так и скажу… – Старик уперся маленькими суховатыми ручонками на декоративно-сучковатую палку, заинтересованно повернул голову в сторону вопрошающего собеседника. – Хотя бы возьми эти две картины… Ну, что скажешь?..

– Трудно в двух словах, – сразу не нашелся Вадеев.

– То-то и оно, – примирительно прошелестел критик. – Сказать нечего. А ты не возмущайся. Вижу, ты – автор «Озарения». Боишься услышать критику, а хочешь… Да, хочешь! У меня-то, молодой человек, взгляд наметанный… Хорошая работа! И почерк свой… Тут ведь куда понесет. И озарение было. Вон сколько буйства. А вот с глубиной содержания… Ты не здорово серчай, а меня, старого, послушай.

– Понял! – вконец расстроенный, прошептал Вадеев. – Не хватает философии.

– Вот-вот, – обрадовался старик. – Я то же говорю: картинок много, а картин мало. Все поверхностно. Как живем, так и пишем. Хочется полегче да побыстрее.

– Ладно, пойду я!

– Да ты не серчай! – добродушно повторился старый человек. – И не критик я. Только поздно поумнел.

Вдогонку продолжаются разъяснения, но уже мало интересуют Вадеева. Наконец-то возникло настоящее озарение. Правильно подметил умный старик: как живем, так и пишем. Нет, он не откажется от искусства, но непременно изменит свою жизнь. В лучшую сторону? Ох, как хотелось бы!

– Я пить не буду. Пойду, поздравлю, и все! – твердо заявляет Павел Семенович.

– Уж пойди, поздравь. Неважно, если не приглашали. Этот день нельзя будет вернуть, а твоя совесть останется чистой, – скрывая иронию, вторит Кот.

Сосед ушел. Явился поздно – в дым пьяный, с клятвой на пенящихся губах: вот, ей богу, не пил!

– Чего уж там. Ну, выпил рюмашку, потом увлекся, – успокаивал Кот.

– Нет, не было!

На следующий день клоунада повторилась.

– Вчера выпил, но чувствовал себя прекрасно, потому что на свадьбе была хорошая закуска – мясо, холодец, различные копчености, фрукты. Мне так и совали: Ешь, Павел! Вот тебе это да то. Все ешь, не обижай! Я все отведал, поэтому приехал домой без приключений, вот.

Разговор состоялся утром, а до вечера он успел сходить в лавку. Сначала пил водку, потом сорвался и убежал за пивом. На прощанье бросил: