– Знать бы, к чему стремиться! Он заявил, что обязан побыть один. Не может со мной спокойно жить, при мне его преследуют чувство вины и отсутствие вдохновения. О создании семьи и вовсе говорить не приходится, только к сыну испытывает прежнюю привязанность. Сказал, Николке повезло, что он не пошел в своего биологического отца. А сам-то? Хорош, нечего сказать!
– Вот как! А я вижу на стенах неплохие картины.
– Видите ли, он считает, лучшее произведение то, которое еще не создано. Последовательно уходит от прошлого, оставляя в прошлом меня и сына. После Чертовки мы пытались приспособиться к новому общественному устройству. Куда там! Для достижения гармонии ему необходима независимость. Смешно? Сбежал!
– Давно ушел?
– Около полутора лет будет. И я потеряла его из виду.
– Странно.
– Что… странно?
– Столько времени… удивительной выглядит уже твоя привязанность. Если тебе известно…
– Кто может знать наверняка? – Она поморщилась, как от оскомины. – В последнее время ударился в философию, часто поглядывал за окно. Кот – одним словом. Я так и называла его, он не возражал – даже улыбался. А найти и вернуть прошу даже не физическую оболочку, а его человеческую сущность.
– Всего то!? – невольно усмехнулся Степан Михайлович.
Почему-то не удивился необычности заказа. Наоборот, сам он хорошо вписывается в поставленную задачу, высоко оценивает ясность формулировки. Но пора уходить, беседа растравила женщину. Островок, в котором она хотела обрести свою гавань, оказался злой шуткой, с исчезновением Вадеева пропадает смысл собственной жизни, будущее для нее становится неопределенным. И верит Алексину? Верит и спекулирует обладанием информацией, порочащей его честь и достоинство.
– Не стану скрывать, последний раз я видела его рядом с новым местожительством в первых числах сентября. Проследила, но сама показываться не стала. Странным он выглядел. Не заметила в нем прежней отрешенности, появилась давняя, уже забытая, одержимость – будто он возвращается на грешную землю. Это меня и беспокоит. В квартире хозяйничает некто Лариса, а фамилия… Мерзликина. Со слов их соседки, опасная женщина, и я обратилась к вам.
Степан Михайлович получил необходимые сведения и поторопился уйти дальше от гнетущей обстановки, невысказанных требований и бог знает чего еще. На выходе кое-как попал в туфли, зацепил рукой плащ, в прямом смысле выпрыгнул из квартиры. Проходя знакомыми дворами, поймал себя на мысли, что не плохо бы взглянуть в зеркало, посмотреть, что осталось от него после встречи с этой испепеляющей в прошлом женщиной. Испепеляющая? Да, чувствуется внутренний огонь, хотя всеми силами старается скрыть разрушительную энергию. Если дать волю, кого угодно сведет с ума.
Напрашивается вывод об иллюзорности гонорара. И естественно возникает вопрос о судьбе миллионов долларов, имеющих отношение к событиям в Чертовке. Не на них ли рассчитывал Степан Михайлович, когда соглашался с необычным заказом? Черт возьми! Тошно думать о деньгах, он бы не взял их от Зуевой. Есть другой вариант, но об этом потом. По крайней мере, он помолодел на пять лет, ему оказалось доступным дважды ступить в одну и ту же реку. А если те же грабли? Вот как!
Полдень.
Четырехэтажная застройка в старом заводском районе. Одинаковые фасады, привычная серость. Во дворах чумазые ребятишки да группы подвыпивших безработных. Как атрибут бедного, обделенного вниманием чиновников, района – бездомные собаки. Воздух насыщен выхлопными газами и микроскопической пылью, проникающей даже внутрь домов. Убогая архитектура пятидесятых годов, разве что квартиры просторнее, и высота помещений позволяет шире расправить плечи, почувствовать себя свободней.