Мокрая ткань, будто и не чувствуется. Провела аккуратно у себя по бёдрам, огладила губы…
Неправильно, неприлично, но у меня нет сил думать, как поймёт меня ондолиец. Если он удовлетворится сегодня такими ласками, не уйду же я ни с чем?
Пальчиком вожу по кругу, как это делал он сам мне… уже вся поддалась этому движению… Как же хорошо, Мать-Земля, почти так же хорошо, как когда это делает он…
– Полёвка… – хриплым, чужим гласом позвал король и я открыла глаза.
Смотрит дико, голодно. Не то хочет ударить, не то завладеть…
Миг, и он встал в лохани, а я так и осталась сидеть, не в силах подняться. Шагнул и мокрый, как был, подхватил меня на руки.
Не останавливаясь, не обтираясь, пошёл прямо в спальню. Мне бы засмущаться, что он меня так застиг, но я не смогла, лишь протянула вниз руку, обхватывая его естество, как опору.
На миг он перестал дышать, а после – сгрузил меня на кровать, тут же наваливаясь сверху. Стоило ему войти, без трудностей и помех – я того давно ждала, как рот его накрыл мой, забирая, поглощая крики и стоны…
Время словно замерло, растворилось, и я вместе с ним…
Не успела насладиться желанным поцелуем, как он снова перевернул меня, входя сзади. Разум не стал снова обижаться на такое обращение, а когда его рука скользнула к моему лону, когда сильные пальцы так ловко вошли в тот же ритм, что и член во мне… Я стонала, я кричала… сходила с ума от жажды разрядки и желания, чтобы это длилось вечность… Лёгкое онемение в пальцах рук и ног, и я захныкала, что-то бормоча, приговаривая сама не понимая что…
Файлирс задвигался быстрее, так быстро, сильно и резко, не издавая ни звука, только дышит громко, где-то надо мной.
Несколько мгновений и в глазах потемнело. И время наконец замерло для меня…
Глава 5.
Ночь в Эстесадо, что наше же вино: густая, тёмная, влажная, тягучая и сладкая. И хмельная. Такая хмельная, что не надобно никакого хмеля. Он в воздухе.
Быть хозяйкой – не просто носить княжью шапку.
Быть хозяйкой – заботиться о людях и земле. Слышать землю и зверя. Видеть то, что не видно простым ведьмам, если таковые и живут на моей земле.
Как чУдно можно обо всём забыть. О заботах и делах, о своей сущности… быть не хозяйкой, не княгиней, даже не женой князя – женщиной.
– Уснула? – я уж думала, что это он, сокол мой, уснул, утомился.
– Нет, – одна его рука перебирает мои волосы, что разметались, небось, на пол кровати. Другая, пальцами гуляет по животу.
– Ты чья, Эля?
Я даже глаза открыла. И голову с широкой груди подняла, дабы переспросить.
– Не простая, как я сперва подумал, из каких ты?
– Простая. Лекаркой служу при княгине. Она меня и потчует.
– Магия твоя сильная, такую мигрень снять – большой резерв надобен. Кто родители?
Заколебалась. Соврать бы, что простыми были. Да нехорошо это – мёртвых порочить.
– Умерли они давно.
– Не серчай. А… – маленькая заминка, и как выпалил: – муж у тебя есть?
– Вдовая, – рука на моём животе вновь пошла гулять пальцами.
– Давно?
– Два года как.
– А кто старший в роду?
– Никого нет. Сама я.
– Что ж… у мужа ни брата, ни другого родственника нету?
– Не объявлялось.
Немного помолчали. Я было подумала, что допрос окончен, как дальше:
– Как же ты одна… без мужчины… здесь, в замке… здесь же дружина постоянно… – экий он… заботится.
– Я же при княгине. Кто ж меня тронет? Да и я ж магичка сама…
– Да я о другом. Что столько мужчин здесь смотрит на тебя, а честь защитить некому.
Я приподнялась и взвизгнула: Файлирс, пока беседы беседовал, да допросы допрашивал, накрутил мою прядку на свой палец, за что я и поплатилась своим рывком.