С первых же дней своего появления Мордвинова стала наводить в консерватории «новый порядок». И начала она с преподавателей. Формально она была права: в основе учебного процесса, прежде всего, должна лежать дисциплина. Но это надо понимать… Музыканты – это люди «не от мира сего» и они беззащитны в столкновении с бескомпромиссной реальностью.

Музыкант подчинен, прежде всего, своей концертной программе. А с концертами преподаватели, в большинстве своем еще молодые люди, выступали много. И не только в городе и республике, но часто выезжали в Ленинград, и иногда за границу (Финляндия, Германия, Польша). Естественно, по этой причине, занятия со студентами не могли быть регулярными. Но студенты от этого не страдали, они умели заниматься самостоятельно.

От рвения нового «завуча» многие преподаватели пришли «в ужас», никакие объяснения во внимание не принимались. Владимир Китовин, сорокалетний доцент-пианист, директор филиала со дня его основания, был человеком либеральным и бесконфликтным. Он по-своему пытался урезонить своего рьяного заместителя, но возразить по существу не мог. Начались «кадровые» проблемы. Почти все преподаватели приехали из Москвы и Ленинграда. У большинства из них своих квартир в городе не было. Так что кое-кто стал покидать консерваторию и уезжать в другие города.

Одной из первых не выдержала заведующая кафедрой «марксизма-ленинизма» доцент Кирьянова (сама в прошлом партийный работник) и ушла в университет. Кольцова вызвал в свой кабинет Китовин, который три года назад приглашал Кольцова на работу из Ленинграда, и в безапелляционной форме предложил «взять» кафедру. Но сначала необходимо было решить весьма «деликатную» проблему. Беспартийный не мог возглавить кафедру «марксизма-ленинизма». Этот вопрос быстро согласовали с горкомом, и вскоре Кольцов стал кандидатом в члены партии. Почти одновременно он получил диплом доцента.

Первоначально Мордвинова отнеслась к Кольцову как своему «союзнику». И действительно, у него самого и в его учебных группах с дисциплиной было все нормально. Но отношения взаимопонимания у них все-таки не сложились. Опытная милицейская волчица была уверена в том, что легко подомнет под себя молодого щенка. Однако Кольцову уже приходилось по жизни сталкиваться с подобного рода партийными функционерами с не сложившейся личной жизнью. Он знал, насколько они непредсказуемы по умственной ограниченности и опасны из-за их мстительности. Все обычные человеческие чувства, в том числе и женские, у них давно атрофировались по причине невостребованности. Поэтому сразу же он установил дистанцию исключительно служебного общения, не позволяя ей вмешиваться во внутреннюю жизнь кафедры.

Кафедра «марксизма-ленинизма», объединявшая все общественные дисциплины, была небольшой – всего семь человек. Но это были опытные люди, – среди них Кольцов самый младший, – на которых он мог положиться. С учебными документами он быстро разобрался (сыграл свою роль опыт комсомольской работы). У него был авторитет в преподавательском коллективе, врагов не было. В личной жизни придраться было не к чему.

Мордвинова это понимала, как и знала о том, что у него хорошая поддержка в горкоме партии, где его ценили как активного лектора. Поэтому она вынуждена была взять «тайм-аут», тем более что ей хватало забот с другими заведующими кафедрами (многие из которых были не на много старше Кольцова). «Разборки» на Ученом совете приобрели постоянный характер.

В конце концов, у директора не выдержали нервы. Посреди года он бросил консерваторию и вернулся в Москву к своей семье. Это потрясло весь коллектив. Китовина уважали как музыканта и любили как руководителя. Быстро назначили нового директора, Вячеслава Колодкина – «народника» -баяниста, бывшего до этого председателем профкома. Кольцов знал его еще со времен аспирантуры в Ленинградской консерватории. Слава был компанейский парень, большой и веселый чревоугодник. Его дом с гостеприимной женой Клавой и двумя умненькими дочками служил часто убежищем для бездомных холостяков. Сложилась даже традиция: после праздничных демонстраций заходить к ним на обед. Но к его назначению Кольцов отнесся без энтузиазма. Жизненный опыт ему подсказывал, что дружба и подчинение – вещи трудносовместимые.