Через три часа получаем приказ вернуться в казарму. За это время я уже сто раз пожалел, что не поел. Но, может, оно и к лучшему: в случае «не дай Бог» гораздо более желательно, чтобы у тебя были чистые кишки.

В казарме нам дают меньше часа на то, чтоб поесть и перевести дух. У меня уже два запасных рожка на 5,45: парни поделились. Интересуюсь у Белоруса, есть ли у него лишняя граната. Каждый из нас хочет иметь хотя бы одну. И каждый знает, зачем. Белорус качает головой:

– Шекс, у меня всего одна.

– Ну, ничего, брат. Если что – обнимемся.

Оба нехорошо улыбаемся. Мы поняли друг друга. Здесь вообще все и всё быстро понимают.

Получаем новый приказ. Нас выдвигают на охрану маршрутов подвоза боеприпасов к нашим батареям. ДРГ врага ведь не просто так просочились в город.

Таксист протягивает мне бронежилет.

– Шекспир, дарю. Это «четвёрка», броня что надо.

Примеряю обновку. Бронник самодельный и тяжёлый. Но другого нет.

– Спасибо, Серёга.

Тот кивает. Таксист – человек серьёзный. Воевавший в Афганистане и в Чечне, куда он, уже будучи гражданином другой страны, поехал по контракту. Возможно, здесь он был самым опытным бойцом. В отряде Серёгу уважают все. Не за послужной список. За честность. И тягу к справедливости. Он всегда вёл себя безукоризненно. Просто по-человечески. Недавно он вышел из госпиталя: контузия, пережитая им в самом начале Русской Весны, дала осложнения – в мозгу возник сгусток крови, что едва не привело к инсульту. Но, только встав на ноги, он сразу же вернулся в отряд и выполнял все обязанности наравне с остальными, периодически глотая горсти таблеток. Воевать против бандеровской мрази он пришёл в первые же дни революции. Кто-то говорит, что война на Донбассе – религиозный конфликт? Так вот Таксист – католик. Но его отношение к т. н. «единоверцам» из Галиции ничем не отличается от нашего. Потому что эта война – не война религий или обрядов. Это война Добра со Злом. И каждый сделал в ней свой выбор вне зависимости от того, как он молится Господу и молится ли вообще.

– А я думал, нас на Авдеевку отправят, пацанам помочь. – Таксист заметно погрустнел.

– Не ты один так думал. Я тебе даже больше того скажу: поговаривают, что первоначально приказ был именно такой. Но потом в Донецке укропские диверы повылезали, и встал вопрос ребром: или мы отгоняем их от коммуникаций, или пацаны на Авдеевке остаются без огневой поддержки.

– Да понятно. Но от этого ж не легче.

Я с ним согласен. Но кто-то должен заниматься и этим.

Снова выезжаем в город и становимся на большом т-образном перекрёстке где-то в районе бульвара Шахтостроителей, напротив вымершей несколько месяцев назад автозаправки. Вообще такие вещи, как АЗС, аптеки и магазины в Донецке, – понятия крайне бренные. Половина из них теперь существует только в виде учреждений-призраков, радуя глаз весёлыми довоенными вывесками о скидках и тяжёлыми замками на дверях. Многие из них периодически то открываются, то закрываются снова. Насколько хватит нервов у хозяев и насколько им позволяет работать суровая экономика города в осаде.

– Останавливаем и досматриваем все проезжающие машины. Проверяем документы. – Сфинкс расставляет нас по секторам.

Перекрываем дорогу. Машин мало. Их единицы. Народ попрятался, да и время позднее. Ещё более редких пешеходов досматриваем также: корректировщики вражеского огня по-прежнему шныряют по городу, да и комендантский час никто не отменял.

Через полчаса пошла первая колонна. «Уралы», загруженные длинными ящиками с «огурцами», один за одним начали с глухим рычанием выныривать из-за поворота, тускло светя фарами. Они ехали не торопясь. Груз, который они перевозили, не любит суеты. Они ехали и ехали длинной чёрно-серой колонной, десяток за десятком скрываясь в тёмной трубе улицы справа от меня.