Только такой дом и мог породить Фрэнсис Кэмпбелл.
Джорджиана как раз выходила из кареты, когда парадная дверь отворилась и из дома выскочила Фрэнсис. На ней не было ничего, кроме сорочки и пестро разукрашенного халата, темные кудри рассыпались по плечам. Кучер мистера Бёртона, тащивший сундук Джорджианы к входу, покраснел и отвернулся.
– Джордж! Ты приехала! – воскликнула Фрэнсис. – Добралась и не заблудилась, умничка!
– А твои родители не здесь? – спросила Джорджиана.
Она все еще ужасно нервничала и опасливо поглядывала за спину подруги, словно лорд и леди Кэмпбеллы могли появиться в дверном проеме тоже в халатах.
– Нет! О господи, я забыла предупредить! Они уехали. Дом пустой, он в нашем распоряжении!
Фрэнсис обняла подругу за плечи и увлекла внутрь. Джорджиана, пожалуй, не назвала бы этот дом пустым – им встретились с десяток слуг по пути из откровенно гигантского, отделанного мрамором вестибюля в гостевую спальню. Убранство просторной комнаты с высоким потолком составляли изысканная резная кровать со столбиками, приставные столики, инкрустированные перламутром, и множество портретов суровой родни Кэмпбеллов в сопровождении еще более суровых собак. Джорджиане еще никогда не доводилось бывать в такой шикарной спальне. Эту комнату можно было без помех объехать верхом на лошади.
Служанка разобрала дорожный сундук – без каких-либо замечаний касательно целесообразности четырех платьев, – и Фрэнсис ушла, чтобы Джорджиана могла «освежиться». Из излишне позолоченного зеркала на девушку тревожно взглянула блеклая, благопристойная особа, готовая с головой окунуться в омут любых развлечений, какие только способны предоставить оживленное церковное собрание или бурлящий жизнью монастырь. С этим уже ничего не поделаешь, попыталась приободрить себя Джорджиана. Она просто побудет одетой за двоих.
По дороге в сад Джорджиана чуть не заблудилась и была вынуждена неоднократно уточнять направление у явно скучающих слуг. Добравшись наконец до цели, она увидела две обитые бархатом кушетки, явно специально вынесенные из дома. На одной из них раскинулась Фрэнсис. С закрытыми глазами она курила трубку. Вся сцена напоминала какую-то эротическую картину.
Джорджиана уже морально приготовилась к тому, что развлекаться в гостях ей предстоит высоконравственными чаепитиями и церемонными трапезами. Она отрепетировала остроумные высказывания на самые разные темы, чтобы впечатлить Кэмпбеллов находчивостью и обаянием. И даже записала на клочке бумаги названия всех своих любимых книг, картин и музыкальных произведений – когда Джорджиану начинали расспрашивать о ее художественных предпочтениях, в голове у нее неизменно становилось пусто, словно она в жизни не читала ничего, кроме афиш, и не слушала ничего затейливее дудки.
Обнаружив столь явное свидетельство того, что визит к Кэмпбеллам будет протекать отнюдь не в официальной обстановке, Джорджиана испытала огромное облегчение. Она приняла от Фрэнсис трубку и бокал вина, скинула туфли и устроилась на второй кушетке.
– Джордж, Джордж, вот оно – счастье! – Фрэнсис испустила блаженный вздох. – Знаешь, я однажды довольно сильно влюбилась в мальчика, которого и вправду звали Джордж. Случилось это во время одной довольно мерзкой поездки в Брайтон. Он был такой эффектный. Корчил из себя нового Байрона. Посвятил мне стихотворение. Получился сущий кошмар – кажется, он сравнивал меня с лесной голубкой, – но я пообещала, что сохраню это сокровище навсегда. Но настоящее сокровище, которое я сохраню в памяти навсегда, – это то, как страшно он был хорош в своих неприлично узких бриджах, когда нагнулся поднять мой платок. – Джорджиана засмеялась, уткнувшись в бокал. – А как насчет тебя, Джордж? Я чувствую, за этим милым личиком скрываются потаенные глубины. Тебя тайно развращал какой-нибудь негодяй? Или, может быть, тебе случалось подглядывать за мужчиной, наслаждаясь зрелищем его прекрасной филейной части?