Первый уединился в кабинете директора театра – ему надо было срочно просмотреть текст своего доклада. Доклад давно подготовили и утвердили на бюро, но перед отъездом Первый просил своих помощников вставить несколько абзацев – «для оживления». Как раз сейчас Первый и изучал эти абзацы.

Времени было в обрез, но тем не менее Первый успел коротко переговорить с тремя должностными лицами – видимо, они появились не случайно.

Сначала пришел председатель облисполкома.

– Как наш гость? – спросил Первый, не отрываясь от бумаг.

– Порядок, Пал Палыч, – отрапортовал председатель. – Встретили как положено. Они знают, что вы были на приеме у Кулакова. Вчера в Лесном организовали охоту. Они весьма довольны.

– Петрович, – как бы мимоходом осведомился Первый, – что за ерундистика с водой и почему именно сегодня утром?

– Пал Палыч, – взревел председатель, набухая от гнева, – я уже расследовал. Кузькин клянется, что автоматически отключились насосы станции. Но я этому Кузькину покажу его мать! Я ему голову оторву!

– Это хорошо, – миролюбиво сказал Первый, и председатель исчез.

В дверях выросла бравая фигура начальника областной милиции.

– С приездом, Пал Палыч! – радостно выпалил с порога начальник.

– Федя, – тихо спросил Первый, – почему очереди у булочной, и именно сегодня?

– Пал Палыч, – зашелестел начальник, – пенсионеры сдурели. Слух, что ли, кто распустил… Но как только булочные открылись, очереди мигом распались. Да что хлеб, в магазины сегодня даже мясо выбросили.

– И все же похоже на провокацию, – задумчиво пожевал губами Первый.

– Похоже, – согласился начальник. – Но мы этих гадов под землей найдем.

Последним появился начальник областного КГБ. Еще с порога он начал:

– Пал Палыч! Ведь я предупреждал, сигнализировал, просил – не пускать американских корреспондентов! Они же – известное дело – шпионы и провокаторы. Очереди у булочных, диверсия с водой… Но американцы и этот хлыщ-англичанин у меня «под колпаком».

– Нынче, Митрохин, нельзя без иностранных корреспондентов, – вздохнул Первый. – Разрядка международной напряженности.

Митрохин вздрогнул: то, что его назвали по фамилии, служило плохим признаком. А Первый вкрадчивым голосом продолжал:

– Скажи, Митрохин, почему в театре нет ни одного человека из управления? Почему больше половины личного состава Комитета уехало на картошку?

Лицо Митрохина поплыло красными пятнами.

– Быть не может!.. Самоуправство… Я не знаю…

– Мне почему-то кажется, – улыбаясь, сказал Первый, – что начальник управления КГБ, конечно, если он соответствует должности, обязан все знать.

Митрохин пулей вылетел из кабинета, ворвался в пустую комнату администратора и бросился к телефону. Первые три номера не отвечали. После того как Митрохин набрал четвертый, в трубке раздался голос: «Капитан Суриков у телефона!»

– Суриков, сволочь, – задыхаясь, заговорил Митрохин. – Красавину успел настучать, а мне ничего не известно?

Потом начальник управления молча слушал трубку и наконец разразился тирадой, текст которой мы не решаемся воспроизвести. Высказавшись, Митрохин опять послушал трубку и добавил более спокойно:

– Ладно, с ними разберемся. При желании можно было и меня предупредить. А пока – одна нога там, другая здесь!

Через минуту четыре белые «Волги», взревев, отпрыгнули от здания областного управления КГБ и понеслись к театру.

Признаемся честно: у нас не хватает таланта ярко и красочно передать всю торжественность заседания – ну просто не можем найти достойных и выразительных слов. Но вот в пятом ряду слева сидит ответственный секретарь областной партийной газеты, которому поручено написать отчет срочно в номер. Он строчит в блокноте, для быстроты пропуская фамилии и позволяя себе некоторые сокращения. Заглянем в его блокнот: