Врач, наспех покончив с уколом, засеменила к оперативной машине. Она была очень маленькая на огромных шпильках, изящные туфельки вязли во влажной траве, она брезгливо встряхивала ножкой при каждом шаге, как изнеженная домашняя кошка, выбравшаяся погулять по свежему снегу.

– Было еще двое раненых, – сказала она, обращаясь к Владимирову, и кивнула в направлении погибших, – средней тяжести, только что увезли в Склифосовского. Арбатова – певица – и телохранитель.

Старший группы, следователь Останкинской, кажется, прокуратуры, – Владимиров работал с ним сегодня впервые и познакомиться толком еще не успел – выскочил из-за его спины, недовольный тем, что в нем не распознали начальника, и коршуном налетел на врача:

– Чей телохранитель? Арбатовой?! Пострадавшие в сознании? Видели нападавших? Что-нибудь говорили? Когда их увезли?!!

– Что значит «когда увезли»?! – Маленькая докторша перешла в наступление, потеснив его на пару шагов. – Сразу увезли! Немедленно! Не вас же было дожидаться! Понятия не имею, чей это был телохранитель! Вот вам свидетельница, – ткнула она пальцем в сторону дамы, пытавшейся подняться с помощью санитара и девочки, – ей и морочьте голову! – Она гордо вскинула подбородок и, хлопнув дверцей, скрылась в кабине «скорой».

Даму поставили на ноги. Она еще не вполне пришла в себя после обморока и укола, выглядела невероятно бледной. Одной рукой она крепко сжимала санитара за рукав, а другой неуверенно подавала какие-то знаки: то ли приветствуя криминалистов, то ли пытаясь привлечь к себе внимание. Следователь, не удостоив ее взглядом, распорядился:

– Владимиров! Опрашиваешь свидетельницу, разбираешься с «фордом», и поживей давай! Со старой кошелкой долго не возись, потом подробно допросим, проясни только общую картину – они что, пол-литра на троих не поделили и друг друга перестреляли или кто-то их всех скопом уложил? Так, и пробегись давай рысцой по округе, отыщи еще свидетелей! Что за бред, вообще, такой: времени два часа, солнце, погода, а в парке никого! Совсем, гады, зажрались! Все понял?! Остальные – за мной! Пошевеливаемся! Через пять минут начнется. Понаедут…

"Понаедут, конечно, тебе-то что за кручина? – Владимиров демонстративно медленно, вразвалочку отправился исполнять руководящие указания. До сих пор он был о следователе лучшего мнения, правда, до сих пор тот в основном отмалчивался, с начала дежурства они перекинулись парой-другой пустопорожних фраз. – Слетятся большие звезды – тебе же лучше: нас отправят дежурить дальше, будешь опять над своим кроссвордом морщиться: «…дочь критского царя Миноса, жена Тесея…»

– Ангелина Германовна. – Дама натужно улыбнулась. – Все, можно меня не держать. – Она выпустила рукав санитара и махнула рукой, чтобы он уходил. – Я беби-ситтер. Это – Юлечка. Юленька, say good day to policeman. – Она попыталась погладить девочку по головке, но вместо этого покачнулась и судорожно схватилась за Владимирова. – Нет! Я буду на вас опираться, если вы позволите.

– Конечно! – Он аккуратно обвел ее холодную кисть вокруг своего локтя и покрепче прижал к себе. – Вы видели, как это произошло?

– Of course! Как в плохом американском кино! – Она вдруг еще сильней побледнела и несколько раз глотнула ртом воздух. Он уже пожалел, что санитару так поспешно дали отставку.

– Ангелина Германовна!

– Да. Все нормально, – ответила она шепотом, натужная улыбка стойко держалась на ее лице, – профзаболевание: когда нервничаю, теряю голос. Я же не всегда работала с детьми, между прочим, до недавнего времени я заведовала кафедрой английского в БГУ. А было все как в плохом американском кино, я вам уже говорила. Только не подумайте, раз я старая швабра, значит, любое американское кино новее «Унесенных ветром» считаю плохим. Просто в хорошем кино мафиози не устраивают перестрелок там, где гуляют дети. Всему свое место, вы меня понимаете?