Отец стоял у окна, ссутулив угловатые плечи. Мятая футболка не обтягивала его крутые плечи, как когда-то, а висела на нем сдувшимся шариком. Не отрывая глаз от малышни в песочнице, с радостным визгом бросавших друг в друга песком, отец тихо произнес:

– Маленькие ангелы приходят на землю, знать бы, куда они исчезают?

– Никуда, просто взрослеют, – хмыкнул Денис. – Да ты, я вижу, стал философом, батя.

– С таким диагнозом не успеешь им стать, философами становятся те, кому некуда спешить, а у меня времени в обрез.

Виновато взглянув в потухшие глаза отца, Денис постарался придать голосу больше уверенности и оптимизма:

– Гепатит – еще не приговор. Ты бы пивком поверх водочки не полировал каждый день здоровье, и мысли дурные не посещали бы голову с утра пораньше.

– Какой гепатит, сынок, уже цирроз ставят, – криво усмехнулся отец, закрывая окно.

– Что за зверь? – остолбенел Денис, услышав в его словах металлический скрежет отчаяния.

– Это когда печень отваливается и жить не с чем, – буркнул отец, не замечая слезы, сползавшей по небритой щеке.

Денис ощутил, как сердце сжалось от предчувствия жестокой неотвратимости, проникшей в их дом, когда ни мольбами, ни слезами не остановить леденящий душу грохот неумолимой поступи беды.

– Пойду к ребятам, поболтаем, – севшим голосом проговорил Денис и опрометью ринулся из квартиры подальше от поселившейся в ней невыносимой тоски.

Мать выскочила вслед, крикнув что-то сбегавшему по лестнице сыну. Не останавливаясь, Денис махнул рукой, крикнув на ходу, что дома будет нескоро и к обеду не вернется.

– Это все ваши разговоры довели его до такого состояния, – обрушилась мать на свекровь. – У ребенка ответственный период в жизни, ему нельзя волноваться, впереди последний школьный год, ответственные экзамены, а вы принуждаете его сделать выбор, который взрослому не под силу, не то, что семнадцатилетнему мальчику.

– Ни к чему я его не принуждаю, – обреченно вздохнула бабка. – Я борюсь за жизнь Илюши, как мать, ты меня должна понять.

– Бороться надо было раньше, когда ваш сын в молодости пропивал собственное здоровье по кабакам, не думая о нас с Денисом, – повысила голос мать, не заметив появившегося в двери мужа. – Мало я слез пролила, мало унижений вынесла?

– Помолчите, без вас тошно, – раздраженно прикрикнул на них Илья, пытаясь остановить разгоравшийся скандал.

– Нет уж, послушай, – жена ненавидяще сузила глаза, больше не сдерживаясь из опасения быть услышанной Денисом. – Мне надоело играть роль счастливой женщины, живя с конченым эгоистом и его безумной мамашей под одной крышей.

– Вылетишь с моей площади, как пробка, – прошипела свекровь и демонстративно повернулась к невестке спиной, подвинув к сыну тарелку с овсянкой.

– Приятного аппетита, сынок, ешь, пока кашка не остыла.

– Да ладно вам, – отстраненно произнес Илья, ковыряя ложкой серую безвкусную кашу без соли и сахара, похожую на размокшую туалетную бумагу.

– Никто на него не давит, с чего ты взяла? – он удивленно посмотрел на жену, с ожесточением размешивающую сахар в чашке. – Пусть спокойно доучится в школе, и поступает, куда хочет.

Злобная мегера, сидевшая перед ним, ничем не напоминала ту покладистую и робкую девочку, на которой он женился еще студентом, и привел в этот дом двадцать лет назад.

– Только попробуй, за сына я могу загрызть, даже тебя, такого слабого и больного, – неистовствовала супруга.

– Какая муха тебя укусила? – сделал попытку отшутиться Илья. – Вспомнила бабка, как девкой была!

– Ты мне зубы не заговаривай, знаю я, что вы со своей мамашей задумали, но ничего у вас не выйдет, я не дам искалечить сына!