– Интересно. Где ты этому научилась?

– Я придумала это сама, точнее, адаптировала под тебя. Ты можешь это использовать, когда захочешь.

– Неплохо отвлекает. Как минимум.

– Что будешь делать с надписью?

– Наверное, смою завтра. Там вроде осталась какая-то химия от строителей.

– Погоди секунду.

Джейн вскакивает и бежит в мой кабинет. По звукам понятно, что она роется в вещах и что-то ищет. Через пару минут возвращается с фотоаппаратом, по дороге заряжая его плёнкой.

– Идём! Ты так давно его не использовал!

– Я не в настроении.

– Сфотографируем твою недовольную мордаху. Посмотришь потом, когда вырастешь.

– Не уверен, что это суперидея.

– Это отличная идея, идём.

Джейн за руку вытаскивает меня из гостиной, и я, не успев обуться, с голыми ногами выпираюсь на улицу.

– Вставай так. Вот так, ага. Немного правее. От меня правее. Убери руки от лица.

– Мне холодно.

Я безвольно выполняю приказы, понимаю, что лучше не сопротивляться. Поворачиваюсь, вижу надпись – она в таком устрашающем готическом стиле, и, надо признать, достаточно красивая. Я опускаю руки, отрешённо смотрю на брусчатку. Солнце в это время дня не попадает сюда – тут создалась добротная тень от дуба и влажно, на дорожках неистребимый мох. На нём-то я и спасаюсь от ледяных камней. Босыми ногами я пытаюсь сгрести под собой листья, чтобы выжить. Джейн умудряется ходить в лёгких туфлях.

– Есть. Ты молодец. Похож на сонного воробья.

– Какого?

– Сонного!

– Главное, ты довольна.

– Тобой – всегда. Распечатаешь в большом формате. Папина лаборатория ещё существует?

– Да. Мама надеется, что я плотнее займусь фотографией и перестану гипнотизировать людей.

– А ты?

– А я не перестану. Можно я пойду в дом? Я не чувствую ног.

Избавившись от прилипших к ступням дубовых листьев, я возвращаюсь домой. Сейчас он кажется особенно уютным и наполненным.

Я купил дом у престарелой пары, сами они отправились жить в Рим. Перспектива умереть именно там почему-то казалась им лучше. Перед продажей они долго расспрашивали меня о том, чем я занимаюсь и кто вообще такой, откуда у меня деньги и где моя семья. Пришлось представлять себя немного в лучшем свете. Им понравилось, что я владею компанией, люблю маму и что у меня есть недорогой автомобиль, а главное – я не иностранец. Также что у меня есть невеста и что у нас скоро свадьба и всё вытекающее. Хорошо, что мы в этот момент были на улице, иначе старый дом не выдержал бы такой лжи и похоронил бы нас в руинах. К слову, увидев наличность, они быстро всё подписали и растворились.

Дом действительно старый, в момент покупки требовал замены коммуникаций, ремонта крыши и окон, всё скрипело и воняло. Я понял, что купил не сам дом, а скорее возможность находиться на этой земле. Без лишних размышлений я приступил к ремонту. Изменения внешнего облика, например фасада, могли не разрешить в муниципалитете, поэтому снаружи я оставил всё как есть, даже сгнившие ставни висели до последнего, пока не обрушились в кусты роз.

В гостиной был большой камин. Он, как и всё в доме, нуждался в ремонте. Джейн сказала, что именно такие камины использовали для обогрева в Царском селе Ленинграда. Я поверил на слово. От старых хозяев остался большой дубовый кулисный стол с точёными ногами. За него можно посадить человек десять, и это примерно на девять больше, чем бывает в этом доме. Конечно же, таких слов, как «кулисный», я не знал до ремонта, но после того как Джейн повторила их примерно девяносто девять тысяч раз, у меня не было шансов не пополнить свой убогий словарный запас, в котором, кроме «синапсов» и «апперцепций», почти ничего не было. А нет, были ещё бесконечные названия кинофильмов и названия трамвайных остановок. Всё это лежало в трёхэтажном старом деревянном ангаре и ждало случайного пожара.