Я отрешённо перевожу взгляд с потолка на люстру и обратно, не поддаваясь нежностям, стараюсь не встречаться с Джейн взглядом. Хочу немного пострадать, побыть в жалком детском состоянии, и, попади я в её глаза, сразу буду разоблачён.

– Есть предположения, кто эта девушка?

– По всей видимости, одна из клиенток. И это многое меняет.

– Что же?

Сложно формулировать осмысленные фразы лёжа, и я приподнимаюсь. Джейн легко пересаживается на диван рядом. Как ей это удаётся – такая раскованность и изящность? Ведь ей абсолютно комфортно в любой одежде и ситуации. Чего не скажешь про меня. Я лёг в чём приехал, теперь помят и разбит от часа дневного сна. Кажется, на щеке отпечатался шов диванной подушки.

Джейн интересно разглядывать. Сейчас на ней длинная свободная юбка с плиссировкой, белая простая футболка и поверх неё забавная бежевая жилетка с вышитыми симметричными птицами. На ногах были туфли, которые она с лязгом скинула по дороге от двери. Про туфли я догадался по отпечаткам на подъёмах ступней, и даже эти отпечатки смотрятся уместно. Тонкие, но не костлявые щиколотки. Шея скрывается за прямым каре, и есть в этом уязвимость китайской фарфоровой вазы – её хочется обхватить двумя пальцами в самом тонком месте и, слегка сжав, спускаться ниже, чувствуя расширение, упрочнение, симметрию и силу. Сила и концентрация, к которым всё это призывает, говорят – сосредоточься, это тебе не веник, будь внимателен. Всё, что находится между лодыжками и шеей, укладывается в те же законы, но обычно скрыто от глаз под одеждой.

Подвижность – это слово, пожалуй, самое подходящее для описания тела Джейн. Но имеется в виду не то, что она двигается больше остальных или лучше справляется с физическими нагрузками, – нет. Вся она: каждая фаланга, каждая мышца – готова к движению. Ты будто чувствуешь на себе внимание всего тела, энергия и сила равномерно распределены по нему, и отдельным частям не требуется превосходства. Баланс и тонкость. Кожа плавно обтягивает мышцы и суставы, нет выраженной худобы, нет чётких очертаний и напряжений. Собрать общую картину пропорций и фигуры можно по островкам одежды, которые кое-где прилегают чуть плотнее. Островки постоянно меняют дислокацию, и это увлекает. Такими мелкими деталями, своим телесным вниманием, движениями словно по сценарию Джейн мастерски удерживает на себе внимание.

Она всегда передаёт невидимую эстафету сама себе. И всё у неё под это приспособлено. Даже эти туфли, – она бы никогда не носила обувь или одежду, с которой нужно долго возиться, ведь есть допустимый уровень внимания к вещам, людям, искусству, еде. Казалось, я где-то между туфлями и картинами поздних импрессионистов. Хотелось бы, конечно, верить, что ближе ко вторым.

В целом внешность Джейн не столь редка для этого мира с его телевидением и журналами, но для местных достаточно экзотична. Она скорее восточноевропейская или даже восточная, на одну восьмую или шестнадцатую. Эффектная внешность плюс северный характер позволяют уживаться практически с любыми людьми, повсеместно воспринимающими её как посла мира.

Прямые густые брови, круглый, плавный подбородок, немного смешные, оттопыренные уши с большими мягкими мочками. У идеальных людей обязательно должна быть какая-нибудь забавная черта. Уверен, они сами выбирают её, стоя на пороге в этот мир. У Джейн это уши, которые иногда смешно появляются из-за шторок тёмных волос и мгновенно исчезают.

Именно в таком порядке я её разглядываю – ноги, шея, волосы, тело и лицо. Попадая на лицо, я замечаю взгляд, ожидающий меня и говорящий: «Ну что, насмотрелся?» И хоть в словесном описании деталей её лица нет ничего однозначно красивого, можно уверенно сказать – они объединены идеальной пропорцией и гармонией. Тот случай, когда все детали интересны, но, видя их отдельно, невозможно судить об общем результате.