«Если это Тристан, то мои дела, возможно, не так уж и плохи, – промелькнуло было в голове у Ренетт, но скосив глаза на его соседку, девушка с сожалением отказалась от этой надежды. – Должно быть, это Роланд. Да, точно! Он недавно женился и всё говорили, что жена у него, словно сошедшая с картин богиня весны, но и аморфная, будто статуя в саду».

Равнодушно оглядев мальчика лет восьми, Ренетт тут же натолкнулась на пристальный взгляд тёмно-зелёные глаз его соседа. Худощавое, мраморно-бледное лицо с выступающими скулами, россыпь веснушек на тонкой переносице и взгляд, застывший и безэмоциональный как у крокодила.

«Неужели это и есть Тристан?»

От этой мысли девушке стало не по себе.

– Похоже, стряпня нашего повара не пришлась вам по душе, милая? – Грудной, бархатистый голос госпожи Копингер вывел Ренетт из задумчивого оцепенения. В самом деле, из-за нервного напряжения она едва заставила себя съесть листик салата, пока остальная её родня накинулась на еду, словно неделю питалась только утренней росой.

– Нет, я просто нервничаю, – улыбнулась Ренетт. Она была убеждена, что если в такие моменты называть свои истинные чувства, то напряжение спадёт, однако в этот раз фокус не сработал. В глазах присутствующих можно было отыскать насмешку, любопытство или даже равнодушие, но только не понимание. Только в глазах Роланда, кажется, на секунду мелькнуло нечто похожее на участие, но он поспешил опустить взгляд в тарелку.

– Тристан, ты пока можешь устроить небольшую экскурсию нашей милой Ренетт, чтобы она не заскучала. – Несмотря на дружелюбные нотки, сомневаться не приходилось – это было не пожелание, а приказ.

Только вновь оказавшись в коридоре, девушка осознала, как тяжело ей далось то показное хладнокровие за столом. Ни проронив ни слова, Тристан прошёл вперёд. К этому моменту солнце уже успело забраться высоко на небосвод и теперь яркий свет щедро лился из многочисленных окон. В этом освещении пол, стены и даже потолок – всё казалось сделанным из слоновой кости. Только чёрные завитки на перилах и настенных светильниках разбавляли эту белизну, словно мелкие штрихи на картине, позволяющие различить не только цвета, но и форму предметов.

– А что за этой дверью? – спросила Ренетт, как бы ненароком окинув взглядом Тристана с ног до головы. Несмотря на свою излишнюю худощавость, он всё же был неплохо сложён. Его даже можно было бы назвать симпатичным, хотя девушку немного смешила его причёска: вьющиеся, как у сестры, тёмные волосы, были старательно зализаны назад, но несколько непокорных локонов всё равно умудрились выбиться и теперь забавно топорщились в стороны, словно у барашка.

– Что-то типа галереи, если так можно выразиться, – с запинкой отозвался он. К сожалению, парню не передалась приятная бархатистость тембра его матери, напротив, его голос оказался высоким и скрипучим, как плохо смазанные дверные петли.

Тристан тут же поспешно кинулся к двери, услужливо распахнув её перед девушкой и жестом пригласив внутрь.

«Что ж, по крайней мере вежливый. И, кажется, он искренне старается произвести на меня хорошее впечатление», – отметила про себя Ренетт, проходя в комнату.

Насчёт галереи Тристан не соврал: стены здесь были увешаны портретами предков в огромном количестве. Свадьбы, дни рождения и просто коллективные фотографии всей семьи без всякого повода – ими был заполнен каждый сантиметр.

«Если бы они решили выложить стены золотыми слитками, им бы это и то дешевле вышло», – с досадой подумала Ренетт. Такое бездумное расточительство причиняло едва ли не физическую боль её бережливости. Стоимость даже одного снимка равнялось у некоторых целому месячному жалованию! У них в семье была сделана только одна фотография: со свадьбы родителей. Несмотря на откровенно неудачный кадр, её торжественно водрузили на полку в гостиной со словами: «за такие деньги и в коробке будет пылиться?!».