– А насчет денег – я сказал, что буду вас обеспечивать, и от своих слов не отказываюсь. Но ты, пожалуйста, предупреждай о существенных расходах, ладно? Просто чтобы я мог прикинуть, что и как.

Не удержался-таки от упрека. Пусть завуалированного, но все же. Вдруг мы его обездолим, растранжирим все, что непосильным трудом нажил. Вроде бы пустяк, но все равно противно становится.

Ничего. Выйду на работу – верну ему карту. Обойдусь как-нибудь.

Квартира Журавлевых-старших встречает чистотой, запахом выпечки и тем особым уютом, который бывает только в доме дружной и любящей семьи. Свекровь сперва бросается обнимать Аришку, потом меня.

Она искренне рада, и свекор тоже, но глаза у обоих печальные и как будто бы виноватые. Или мне просто кажется. Так хочу до совести их сына достучаться, что невольно на этих милых людей вину перекладываю, а ведь они не меньше меня переживают.

– Пойдемте скорее, я сейчас вас буду кормить, – воркует Оксана Степановна.

Торопится усадить за стол, будто мы с голодного края. Она всегда такая, только дай накормить кого-нибудь. И только посмей все, что есть на столе, не попробовать – расстроится, решит, что не вкусно.

Ну и конечно еще и с собой сумки дадут. С пирогами и соленьями – вон они, банки, выстроились уже вдоль плинтуса наизготовку, поблескивая пузатыми боками. У свекров ко всему прочему есть еще и дача, маленький домик и двадцать с лишним соток сада и огорода. Так что заготовками собственного производства нас снабжают исправно.

Мы не спеша трапезничаем за беседой о семейных делах. Услышав, что я выхожу на работу, свекор хвалит, а свекровь почему-то жалеет. Наверное решила, что не от хорошей жизни меняю спокойное и размеренное существование домохозяйки на офисный серпентарий.

В чем-то она права, конечно.

Здесь и сейчас я понимаю это особенно четко. Ведь все как всегда – мы втроем в гостях у родителей, и они нам рады. Все те же разговоры, мои любимые вареники с вишней, и для чая принесли все те же парадные чашки с золотым ободком.

Так хочется притвориться, а потом и вовсе поверить, что ничего не случилось, то был сон, выдумка, рассказанная кем-то история. Про кого-то другого, не про нас.

Поглядываю на Стаса украдкой – Ариша так и льнет к нему, соскучилась. И я тоже скучаю, как же я безумно скучаю по нему! Быть может, не стоит торопиться: соскучусь еще немного и сумею простить?

Представляю, что скажет на это Наташка. Если вообще после такого поступка будет со мной разговаривать. А мама? Одобрит, наверное...

Но зато эту, вторую свою семью я не потеряю. А потом плохое забудется, и у нас опять все станет хорошо. Как раньше. Ведь хорошо же было!

Свекровь как обычно хлопочет, не в силах подолгу усидеть на месте: то подносит, то уносит, то ставит чай. Еле напросилась помочь ей прибрать со стола, чтобы освободить место для сладких пирогов и варенья.

Стоит нам остаться наедине, как нервы ее сдают.

– Юленька, прости меня, если сможешь, за этого паскудника! – умоляет она дрожащим от подступающих слез голосом.

– Оксана Степановна, вас-то за что?

– За то что сына человеком воспитать не сумела. – Всхлипнув, вытирает мокрую щеку. Милая. Она ведь правда вся извелась. – Уж вроде и старались, чтоб не хуже чем у людей было. Сами с его отцом всю жизнь душа в душу, ни разу голос на меня не поднял, в кого он только уродился такой...

– Ну что вы, ну не плачьте. А то я тоже сейчас расплачусь.

Не выдерживаю, сажусь рядом и обнимаю ее подрагивающие плечи. Когда через некоторое время в кухню заглядывает свекор, мы обе ревем в три ручья.

– Вы чего это? Ксюша, опять сырость развела? – бормочет он растерянно. – Юля, ты это дело прекращай!