– Последний вопрос, преподобный Джимми, – Мария перевернула лист блокнота, читая пометки Локки. – Какие планы у вас на будущее и что, вы, думаете о грядущем, которое нас ожидает, смогут ли ангелы сохранить мир на планете и ту идиллию, что раскинулась повсюду?

– Я бы хотел жениться, завести детей, – мечтательно и, казалось, искренно улыбнулся Джимми, – наша религия не запрещает браки для священников, как у католиков. Поэтому на первую часть вопроса я ответил, – он нежно коснулся её руки. – А что касается будущего, оно всецело принадлежит новому миру, очищенному от скверны. Ангелы идут с нами рука об руку, и я, надеюсь, не скоро оставят нас. Как пастух не бросает овец своих, а холит их, кормит и выводит на зелёные луга, так и посланцы с небес охраняют нас.

Мари закончила запись и, улыбнувшись, поблагодарила преподобного Джима. Некоторые ответы, полученные от него, удивили, испугали, ввергли в сомнения. И когда она хотела попрощаться, Джим сжал снова её руку, немного твёрже, чем раньше.

– Мне приятно общаться с вами Джоан, – Джим прикоснулся к плечу сестры. В его глазах появилась тоска, а потом странный недобрый блеск, не предвещающий ничего хорошего. – Вот, думаю, вы мне очень подходите. Что-то в вас есть родственное, душа это или что-то другое. Но я принял решение.

Джим провёл пальцем по губам Мари и обрушил на неё известие о том, что именно на ней он и хотел бы жениться.

Мари сначала кисло улыбнулась, попробовала отложить разговор о браке, переключившись на другую тему.

– Это не обсуждается, – улыбка с лица преподобного слетела, точно её сорвал ветер, бесцеремонно, не спрашивая разрешения. – Вы странно себя ведёте, мисс Карлтон? Любая женщина из прихожан мечтала бы об этом. Я должен жениться и, наконец, выбрал кандидатуру…

– Хорошо, только я должна сообщить родителям, – пыталась выкрутиться Мари. Ощущая, как страх пытается схватить её за горло.

– Разве нам нужно кого спрашивать? – спросил он, притягивая девушку к груди, раскрывая губы для поцелуя. Мари не выдержала, попыталась вырваться и оттолкнула обезумевшего брата от себя.

Джим грубо схватил её за плечи, заглянул в лицо, вдыхая её запах, как будто пытался прочитать, что у неё на уме.

– Зачем изворачиваться и претворяться, ты же мерзкий ренегат, – злобно прошипел он. – Я вижу тебя насквозь, потаскушка. Кто тебя подослал?!

Он яростно встряхнул Мари, отчего у неё закружилась голова.

– Я не ренегат, Джимми, – пробормотала Мари, – и ты даже не представляешь, насколько сильно я люблю тебя.

– Неужели, – усмехнулся он, сдерживая нарастающую ярость. – Тебе останется пройти транс-церебральную процедуру, тогда мы можем успеть спасти твою душу. Пройдёт время, наступит равновесие, когда любые эмоции будут проявлением преступного замысла. Пока нам позволено радоваться и любить, все негативные эмоции под запретом. Пока нам позволено любить, я хочу оставить потомство! – Безумие в глазах брата причиняло Мари нестерпимую почти, что телесную боль.

– Джимми, – прошептала напуганная Мари. – Я тоже люблю тебя. Но не как мужчину, а как… брата…

– Как же ты можешь смеяться надо мной? Мне трудно сдерживать гнев, но я должен…

– Джимми, неужели ты забыл всё…

Мари краем глаза заметила, как он вытащил из кармана незнакомый ей предмет, похожий на дистанционный пульт от автосигнализации и, направив в её сторону, нажал кнопку.

– Я всё помню, Мария. – На лице Джима появилась гримаса невыносимого страдания, отчаяния, словно её брат на мгновение выбрался из оболочки чужака. Словно он заключён внутри другого злобного и жаждущего власти существа.