Раздался тихий и задумчивый скрип, приоткрылась дверь, располагавшаяся напротив опечатанной, и в образовавшемся проёме возникло-появилось круглое женское лицо, украшенное глубокими старческими морщинами и многочисленными светлыми папильотками[2] в крашенных тёмно-рыжих волосах.
«Ей порядка семидесяти трёх-четырёх лет», – машинально отметил Роберт. – «Может, и больше, просто регулярно и старательно следит за своей внешностью…».
Пожилая женщина, грозно сдвинув тоненькие выщипанные брови к переносице, задала – на испанском языке – два коротких вопроса.
«Кто такие будете? И что вам здесь надо?», – любезно подсказал догадливый внутренний голос.
Инни попыталась что-то объяснить, но старушка, невежливо перебив её и пристально всматриваясь в Роберта, спросила – уже на английском:
– Ты, молодчик белобрысый, приходишься мистеру Гансу Моргенштерну внуком?
– Да, прихожусь…. А как вы, многоуважаемая сеньора, узнали об этом?
– Абсолютно ничего хитрого. Во-первых, соседушка мне как-то рассказывал, что к нему в гости из Австралии скоро приедет внук – в компании с молоденькой и смазливой жёнушкой. А, во-вторых, ты – точная копия Ганса. Тридцатилетнего Ганса Моргенштерна, я имею в виду. Мы с ним, почитай, пятьдесят пять лет – без малого – были соседями по лестничной площадке.
– Были? – громко сглотнув слюну, уточнил Роберт.
– Ага, были. Убили вчера, молодчик, твоего дедулю-зазнайку…. А какой был красавец-мужчина. Слов, прямо-таки, не хватает. В молодости, конечно. Даже ухлёстывал за мной, негодник такой…. Или же, наоборот, это я за ним ухлёстывала? Уже не помню, увы, в точности. Старческий склероз, извините…. Но несколько раз мы с ним, тем не менее, переспали. Так, чисто по-соседски, без далеко-идущих планов, задумок и последствий…. К чему это теперь скрывать, когда и скрывать-то, собственно, не от кого? Умерли все давно – ревнивые мужья-жёны…
– Извините, конечно, – вмешалась в разговор Инэс. – Но кто же убил сеньора Ганса? И за что?
– Никогда, пигалица кареглазая, нельзя перебивать старших, – рассердилась пожилая дама. – Ладно, прощаю на первый раз. Так и быть…. А ты – симпатичная и стильная. Вон, какого видного молодчика захомутала. Даже и под венец, судя по кольцам на пальцах, затащила. Одобряю…. Впрочем, и я в твоём возрасте была ничуть не хуже. Ничуть. В том плане, что совсем даже и не промах…
– Простите, пожалуйста, за невежливость…. А как вас зовут, уважаемая донья?
– Элизабета Алварес Ортега-и-Пабло
– Очень приятно, сеньора…. Но что же здесь произошло? Расскажите нам, пожалуйста.
– Значит, молодожёны австралийские, подробностями интересуетесь?
– Интересуемся, – подтвердил Роберт. – И даже очень. Если, конечно, вас не затруднит. Будем благодарны и признательны.
– Вежливый и обходительный парнишка. Знать, в покойного дедушку пошёл, – одобрительно усмехнулась старушка. – Только нет, ребятки, никаких подробностей. Извините, но – ни-ка-ких…. Дело-то, как и водится в таких серьёзных случаях, засекретили. Причём, сразу, умело и старательно. Как же, такого важного и заслуженного человека убили-погубили…. Слухи, сплетни и домыслы? Увольте, ради Бога. Брезгую. С ними вы можете ознакомиться практически во всех сегодняшних утренних газетах и газетёнках. Лично от себя рекомендую – «Clarin»[3]. Эти, по крайней мере, стараются не врать в открытую и не фантазировать излишне, без повода…. Вы, кажется, спрашивали, за что убили старину Ганса Моргенштерна? Надо думать, что за гордыню безмерную и грешную. Решил – на старости лет – прославиться на всю страну. Ну, и длинный язык распустил, меры не зная. Воспоминаниями, понимаешь, начал публично и бесконтрольно делиться. Вот, и доделился. Чего, впрочем, и следовало ожидать. А я, ведь, предупреждала. Причём, неоднократно…. Ладно, его дела. Проехали. О покойниках – либо хорошо, либо – никак.… Всё, голубки влюблённые, больше ничем не могу помочь. Не обессудьте. Всех благ.