– Я догадываюсь, откуда ты почерпнула эту специфичную информацию, – насмешливо прищурился Роберт. – И даже – в каком конкретно приморском городе.

– Но-но, милый. Не стоит обсуждать эту скользкую и туманную тему. Особенно, находясь здесь, в беспокойном и непредсказуемом Буэнос-Айресе…

Успешно покончив с завтраком, молодожёны покинули безымянный ресторанчик и бодро зашагали по улицам, проспектам и переулкам Буэнос-Айреса.

– И как тебе сам город? – через некоторое время поинтересовалась Инэс. – Нравится?

– Безусловно, – улыбнулся Роберт. – Напоминает сразу многие европейские города. Местами – Барселону. Где-то – Вену. В чём-то – Париж. Есть, короче говоря, в облике современного Буэнос-Айреса нечто, безусловно, симпатичное и неповторимое. И чёткая городская аура ощущается – личная, лёгкая и, так сказать, до невозможности загадочная и таинственная…

– У этого города – несколько полноценных и сугубо-личных аур. В «тихом и буржуазном центре» (по выражению вчерашнего таксиста), она одна. В новостройках – совсем другая. В рабочих кварталах и откровенных трущобах – третья…. А местные девушки? Нравятся?

– Ничего, симпатичные. А ещё и длинноногие, в коротеньких завлекательных юбочках. Только…э-э-э, какие-то…

– Какие?

– Глазастые. В том смысле, что так и «ощупывают» тебя любопытными и заинтересованными глазами. А ещё и улыбаются – с долей дежурного заигрывания.

– Почему же – с долей? – слегка обиделась Инни. – Конечно, заигрывают. Причём, откровенно и однозначно. Ты же у меня – красавчик писанный. Вылитый Роберт Локамп из «Трёх товарищей».

– Да, ладно тебе.

– Ничего и не ладно. Красавчик. Я сказала…

Они спустились в душное аргентинское метро, не без труда втиснулись в давно-некрашеный вагон и проехали несколько станций. Потом – по противно-дребезжавшему эскалатору – поднялись наверх.

– Какие же в Буэнос-Айресе шикарные и неповторимые платаны, – оглядевшись по сторонам, восхитился Роберт. – Высоченные, разлапистые, с очень густой изумрудно-зелёной листвой. И растут, такое впечатление, везде и всюду.

– Это точно, – согласилась жена. – И что с очень густой листвой. И что их здесь избыточно много…. А ещё у местных платанов есть одна характерная и эксклюзивная особенность. В осеннем мае месяце их листья резко-резко меняют свой ярко-зелёный цвет на тёмно-бурый и нежно-лимонный, а после этого – буквально за считанные дни – облетают. Местные жители говорят, что Буэнос-Айрес – по поздней осени – это один такой сплошной и нескончаемый листопад. Интересно было бы посмотреть…

К остановке подкатил старенький тёмно-синий троллейбус, междверное пространство которого было украшено поясным портретом улыбающейся и белокурой Эвиты Перон.

– Вот, как оно бывает, – печально и чуть завистливо вздохнул Роберт. – Эва умерла больше шестидесяти лет тому назад, а Аргентина до сих пор без ума от своей «Небесной Принцессы»…. Залезаем, любимая, залезаем. Нам, как раз, в ту сторону. По крайней мере, так мне утром подсказал мудрый и всезнающий Интернет…

На четвёртой остановке они вышли.

Круглые уличные часы, украшавшие навершие одного из уличных фонарей, показывали двенадцать тридцать три.

– Ага, легендарная площадь – «Пласа Италия», – обрадовалась Инни. – Её цветными фотографиями украшены почти все туристические буклеты, посвящённые аргентинской столице. А вон и скромная вывеска знаменитого бара – «Милонга». Говорят, что в него и сам Эрнесто Че Гевара захаживал неоднократно…. Так-с, светло-серый четырёхэтажный дом с единственной парадной. На углу закреплена маленькая белая табличка с тёмно-синей цифрой «8»…. Здесь и проживает твой уважаемый предок?