– Хорошая девочка? – Орлет отдернула руку, как будто ее пробило электрическим разрядом. – Что может быть гаже. Знаешь, Марк, – почти шепотом начала Орлет после небольшой паузы, – я уже много лет не могу петь. Голос не слушается. Как будто его никогда у меня и не было. Мы, человеки, поем либо от счастья, либо от боли. И если от боли, это еще ничего, с этим можно работать. Стоит только вложить ее в такой замечательный инструмент трансформации, как творчество. А бывает так, как у меня. Боль становится чертой характера. Единственное, на что я способна, так это на животный, дикий крик отчаянья. Ну, ты понял. Я хренов эксперт боли.

– Не ругайся. Тебе не идет.

– Как ты так умеешь? Как у тебя получается делать вид, что ты – это не ты? Что ничего не было?

– Орлет, хорошая моя, – Марк взял руку Орлет и успокаивающе прикрыл створками своих ладоней. – Вариантов не так много. Либо ты жертва, и тогда тебе необходимо найти виновного, чтобы переложить на него ответственность за свою жизнь, либо ты в программе благодарности, и тогда у тебя появляется возможность стать другим человеком. И вообще, это все только представление. Как ты сказала, игра такая?

– Игра. Я как раз над этим работаю. И я научусь, поверь мне. Так, как ты. Так, как Адамов. Вот так играть. Я научусь. Обещаю тебе. Отредактирую прошлое. Моя игра будет захватывающей.

– Твои «Смены» всегда захватывающие. Ты действительно мастер.

– Ага. Мастер Йода.

– Нет, Мойра.

– А ты, ты… Эйнштейн. Вот. Иногда я хочу, чтобы ты вернулся. Ты, тот прежний. У нас ведь могло быть будущее? – с надеждой спросила Орлет.

– Ты же знаешь, это невозможно.

Где-то разбилось окно. Со всего размаха в него влетела птица, не увидев препятствия, и безжизненным, окровавленным чучелом рухнула на землю. Где-то с крыши слетела огромная сосулька, превратившись в ледяную пыль, похоронила под собой первый весенний цветок. Где-то оборвалась струна у гитары на самом возвышенном моменте мелодии.

– Не-воз-мож-но, – протянула Орлет. – Что это за слово такое?

– Побереги свою энергию. Она нужна. Нужна в настоящем, – сказал Марк.

– А если у меня уже нет ни энергии, ни сил? – спросила Орлет.

– Используй энергию самой жизни.

– Тогда она будет управлять мной?

– Да.

– Я не доверяю ей.

– Не доверяешь своей жизни?

– У меня бывают сомнения, на моей ли она стороне.

– Желание все контролировать?

– Марк, ты же знаешь, если бы я себя не контролировала, меня бы уже не было.

– Себя – да. Все вокруг? Стоит ли? Подумай об этом, Орлет.

– Уже.

Марк кинул на Орлет удивленный взгляд.

– Ну а что ты удивляешься? Я очень заинтересована в том, чтобы жить… как это слово-то модное… осознанно, вот. Тем более что и жизни-то этой осталось не так уж и много. Хочется по-другому. Не так, как кто-то сказал, придумал. Так, как сама понимаешь. Са-ма. И в другой жизненной концепции. Я тебя услышала. Уже думаю.

Глаза успевали замечать и смешно вышагивающую по краю бассейна майну, и волны, массирующие песчаный берег, и группу людей. Все как один одеты в черное. Стройные, с жемчужно-белой кожей. Просто новая раса какая-то. Рядом с ними суетились Зоська и Мика – молодые, но уже опытные администраторы «Смены». Они распахивали над вновь прибывшими индивидуальные защитные вуали от солнца, дорогущие гаджеты, непременное условие райдера стилистов зоны самолюбования. И в это же время из воды, как древний сребролукий бог света Феб, торжественно поигрывая мускулами, выходил Итон Вэй.

– До открытия один день всего, а у нас еще конь не валялся.

– Валялся, валялся, еще и нагадить успел. Адамов трассу возжелал гоночную, типа русских горок, а сам слинял куда-то. У него стрельнуло внезапно, а нам напрягайся, изобретай, где это за один день раздобыть можно.