– Зафиксируйте ему волосы, – распорядилась Орлет, и проворный гример тут же без возражений нанес на голову Адамова защитный флюид.

– Ну не надо. Ты же знаешь, я этого не люблю, – наморщился Адамов.

– Напоминаю! Ты, друг мой, полетишь по трубе с огромной скоростью. На тридцать шестой секунде будет осуществлен выброс, и ты появишься из воды в центре водяной чаши. Это понятно? Голова должна быть в порядке, – выплеснула Орлет громко, четко, доходчиво.

– Ты что, сомневаешься во мне? – поинтересовался Адамов и буквально ввинтил в нее взгляд. Орлет усмехнулась, пожала плечами и деловито одернула серый строгий комбинезон.

– Я про волосы, вообще-то. А еще, хорошо бы самому приходить на репетиции. Вон, твой помощник уже раз десять летал, а Митхун Анисович – ни разу, – так же вкрадчиво промурлыкала ему в тон Орлет. – Поэтому – еще раз – настоятельно рекомендую следовать всем голосовым инструкциям во время полета. Понимаю, что для тебя это крайне сложно, но все же постарайся.

– Орлет, ты стерва! – как-то странно добродушно изрек Адамов, а потом неожиданно сгреб Орлет в охапку и прошептал ей на ухо: – Любишь меня? Давай, признайся, любишь?

Орлет сжала губы и почувствовала, как напряглось ее тело. Нехорошо напряглось – замыкаясь в броню. Адамов тоже это почувствовал. Пауза увеличивалась, превращаясь из шутки в опасность. Митхун Анисович разжал руки, и Орлет вытекла из его объятий ледяной талой водой. Окружавшие их гримеры, костюмеры, администраторы сразу же перестали галдеть, и в этом возникшем беззвучном коконе уже почти осязаемо между этими взрослыми деревьями, этими бескрайними степями выросла стена. Адамов с недоумением попятился. Сшиб сзади стоящий стул, потеряв равновесие, резко качнулся в сторону, но в последнюю секунду удержался, найдя точку опоры и расправив плечи, вновь вырос над миром непобедимой, надменной скалой.

На лице его мелькнула и пропала неуловимая усмешка, готовая стать снисходительной улыбкой, тело вернулось в свое прежнее, но внутри что-то дрогнуло, и он, нелепо подпрыгнув на месте, вдруг начал пританцовывать, потирать руки, напевая себе под нос:

– Ну, где там мое место старта? Где там мое место? Всё, всё, всё. К катапультированию готов. Всегда готов! Ну, давайте, давайте, обеспечьте мне эталонный полет.

И бочком, бочком, посылая многообещающие взгляды молодым ассистенткам, баржа под названием «Митхун Анисович Адамов» отошла от берега. Орлет смотрела вслед удаляющейся спине лидера корпорации, и незнакомой казалась ей эта спина. Чужой и незнакомой.

Недолго думая, резко развернувшись на каблуках, Орлет села туда, где минуту назад прихорашивался Митхун. Смазливый фриковатый гример всплеснул руками и засуетился над разноцветными коробочками.

– Верни-ка мне лицо, моя радость, – сказала Орлет, не глядя на него.

– На чем будем делать акцент? Глаза? Губы? – разрумянившись от волнения, спросил парень.

– На неузнаваемости.

Несколькими часами позже, когда над Тенерифе раскрылся звездный зонт и принес с собой глубину и понимание растворившегося дня, в зале для приемов старинного особняка Пуэрто-де-ла-Крус темпераментно вышагивал, оттеняя свое дыхание дымом, Митхун Анисович Адамов. Он совсем не походил на утреннего, расквашенного и помятого. Пружинистая походка, клокочущая, нервная энергия с трудом умещались даже в этот сумасшедший ритм, выбранный им для трансляции себя миру. Он то и дело останавливался возле зеркал в массивных золотых рамах, с напряжением вглядываясь в свое отражение. Приглаживал волосы, одергивал рубаху, стряхивал несуществующие пылинки. Ему было тесно. Тесно и в комнате, и в себе. Доктор уверял Орлет, что Адамов проспит до завтрашнего утра. Его привезли сюда сразу же после выступления. Изолировав от людей и в первую очередь от себя. Доктор влил в него хорошую дозу снотворного, а Орлет осталась с ним в качестве сиделки. Обложившись коммуникаторами, она продолжала руководить презентацией, когда услышала шум на втором этаже, а затем и грохот хлопнувшей двери.