Я горжусь тем, что сотрудники интернет-портала «Религаре» и наши друзья в течение трёх лет помогали блокадникам в их праведной борьбе. В этом храме есть доля души Любови Балакиревой, Андрея Зайцева, Михаила Фёдорова, Александра Гатилина и Бориса Конухова, снявшего замечательный документальный фильм о Блокадном крематории.

После освящения храма я подошёл к дереву, растущему возле паперти, и повесил на нём фотографию рабы Божией Галины, моей бабушки, которую я никогда не видел. Она погибла в 1942‑м в Ленинграде, и у нас не было её могилы. Теперь её могила здесь, в Московском парке Победы.

«Если народ сказал, что здесь будет стоять храм, значит, храм здесь стоять будет!».

В декабре 2011 года мы отпевали в Тарусе генерала Михаила Ефремова, погибшего в окружении в апреле 1942 года. А до этого, в августе, поставили ему памятник, на котором отлиты слова «Не предавшему Родину и солдат».

Генерал Ефремов – это антипод генерала Власова. Он отказался улететь из окружения на самолёте, который прислал за ним Сталин, понимая, что вместе с остатками армии остаётся на верную смерть. Честь и долг для него были дороже жизни.

Сегодняшние историки обеляют Власова. И молчат о Ефремове.

С установкой памятника Герою России, командующему 33‑й армией генерал-лейтенанту Михаилу Григорьевичу Ефремову на его родине, в городе Тарусе Калужской области, связано некоторое чудо. Мы с женой заказали памятник скульптору Александру Казачку, с которым давно дружим и которого знаем как честного художника и христианина. Сейчас очень много конъюнктурных работ – и в живописи, и в скульптуре. Всегда ведь видно – где творчество, а где просто зарабатывание денег.

Александр Дмитриевич перечитал о Ефремове всё, что мог прочитать; он делает так всегда. Можно сказать, он вживается в того человека, которого ему предстоит изобразить, в какой-то мере становится им. Мы привезли скульптору несколько фотографий Ефремова и показали ту, которая больше всего нравилась нам. Это был один из последних, а скорее всего, именно последний снимок генерала, сделанный кем-то из тех людей, которые в апреле 1942‑го прилетали за ним в немецкое окружение под Вязьму – пытались вывезти его оттуда на самолёте по приказу Сталина.

Казачок посмотрел на этот снимок и сказал: нет, не пойдёт. Генерал должен выглядеть победителем, а здесь… На снимке был страшно усталый нездоровый человек, не по-военному замотанный шарфом, в низко надвинутой шапке, очень мало похожий на победителя. Но глаза были наполнены готовностью к смерти.

Мы заспорили. Нам не хотелось, чтобы Михаил Ефремов на скульптурном портрете выглядел советским пафосным генералом: грудь колесом, и вся в орденах. Александр Дмитриевич отчасти нас успокоил: такого генерала не будет, вам понравится то, что я сделаю. И принялся за работу.

…В понедельник мы с супругой собирались ехать в мастерскую скульптора в Переславль-Залесский, принимать работу в глине. В субботу мы были на богослужении в тарусском Петропавловском соборе. После Божественной литургии настоятель храма, отец Леонид Гвоздев, как обычно, служил панихиду. Мы подали записки за наших умерших уже родителей… И вдруг я совершенно спонтанно сказал жене: «Впиши Михаила тоже». Михаил – это Ефремов. У меня возникла вдруг мысль: что же мы делаем – заказываем ему памятник, ищем на этот памятник деньги… а сами притом даже и не молимся за него!

В это же воскресенье нам позвонил взволнованный Казачок и отменил показ портрета.