Реквием Падшего Ангела Ника Фрост

1. Тайрэн Гардар (Первая часть)

Последняя книга трилогии "Падший Ангел".
1. Прелюдия Падшего Ангела, 2. Рок Падшего Ангела, 3. Реквием Падшего Ангела

Однажды мне пришлось начать жизнь с чистого листа и для полного счастья в ней не хватало только любви. Именно тогда появился он. И, казалось, наше знакомство было абсолютно случайным. Но тогда почему с каждой его улыбкой я всё больше верю в то, что в жизни не бывает случайностей? А с каждой нашей встречей моё сердце всё сильнее рвётся навстречу ему.
Однако даже у самой прекрасной сказки есть конец. И какой же финал будет у нашей? Оттолкнет ли меня его исповедь? Или я протяну руку тому, кто стоит на краю бездны, стану ангелом для дьявола и отпущу все его грехи, даруя надежду?..
Я верю... Верю! В то, что нет места случайностям, а для настоящей любви нет преград. И ещё, преодолев все трудности, можно превратить жизнь в сказку, для которой счастливый финал напишем мы сами...

Тайрэн Гардар

Первое воспоминание из жизни, что навсегда врезалось в память – я лежу на крыше дома, в котором у моих родителей были крохотные апартаменты…

…Мне всего четыре года…

Я протягиваю ладонь вверх, желая прикоснуться к низким облакам, окрашенным, как и всегда, в черно-красные тона, и дотянуться до светила… и думаю о том, что в пылу гнева сказал мне час назад мой отец, которого только что уволили с очередной работы. Разозлившись на мой какой-то мелкий, детский проступок или шалость он прокричал в ярости: «Убирайся прочь, мелкий засранец! Одни проблемы от тебя. Всё равно ты нам никто…»

Тогда я до конца не осознавал, что это значит, но мне было до боли обидно, а слезы всё ещё застилали глаза, хотя прошло уже несколько часов. Пусть мать и отругала отца, плакала вместе со мной и долго извинялась за него, говорила, что он просто дурак, а я не должен его слушать, тяжелый груз с моей души по какой-то причине так никогда и не исчез, а те слова я запомнил навсегда.

В тот момент на крыше, отчетливо помню, мне хотелось научиться летать и увидеть, как же выглядит светило за кроваво-красными тучами…

…Мне восемь.

Я много бегаю на улице, дома сидеть скучно, родители не платят за каналы, и в визоре можно посмотреть только на своё отражение. Ни о каких приставках я и мечтать не мог, нам это было не по карману, а игрушки: солдатики и прочее – из этого, я считал, уже вырос. Зато какой был простор на нашей с друзьями улице! Сколько мы подвалов излазили, на скольких крышах побывали! Счастливое время, не обремененное особыми заботами – ходи себе только с утра в школу, а потом волен делать всё, что душе угодно до самого вечера. Однако у меня каждый день всё же было одно дело, которое я был почему-то обязан делать. Пить таблетки вовремя. Когда я спрашивал, зачем они нужны, мама говорила, чтобы мне не стало хуже, потому что я болен. Затем я стал уточнять, чем я болен, а она только отводила взгляд и отвечала таинственно, что голова... Я был мелкий, пить таблетки было несложно, да и всего пару раз в день… Но в тот день сложилось вместе много обстоятельств: я заигрался, ещё позабыл зарядить комм, и, естественно, на нем не сработало напоминание, поэтому я забыл вовремя принять своё лекарство…

Странные ощущения, что в тот день накатывали на меня, словно горячий, дующий с вулкана Заграар ветер, не беспокоили. Я был слишком занят покорением новых просторов в соседнем квартале с друзьями… А затем, когда пришло время возвращаться домой, «горячий ветер» сменился обжигающей, опаляющей внутренности лавой, но почему-то больно не было, я наоборот чувствовал себя намного лучше, чем обычно. Более сильным, умным, ловким. Но вместе с теми ощущениями пришло и что-то другое – невообразимая злость… Наверное, именно злость и ярость были той «лавой», что поднималась откуда-то из глубин сознания, затопляя всё вокруг.

Поздно вечером, как всегда, опаздывая, я взбежал по лестнице, поскольку лифт опять сломался, на двенадцатый этаж. Тихонько открыл дверь, чтобы как можно тише проскользнуть в комнату, и отец не начал ругаться… Однако он меня уже ждал. Злой. Нет, не так. Он был в ярости!

Он что-то кричал, и мне было стыдно. Всё, как обычно. Но, стоило ему схватить меня за плечо, чтобы оттащить в комнату, привычный порядок вещей внезапно изменился. Красная пелена заволокла глаза, а внутри что-то будто взорвалось… Я накинулся на него с кулаками, не соображая, что делаю. Я, мелкий шкет, едва до смерти не избил его, взрослого мужика, и если бы мама вовремя не подоспела и уговорами, ласками не убедила меня успокоиться, наверное, я бы покалечил его в тот день… А может, и убил.

Ещё в тот день я понял, зачем я принимаю те странные таблетки. У меня и правда проблемы с головой – я ненормальный. И, чтобы больше не впадать в ярость и быть обычным ребенком, я обязан пить их постоянно.

…Мне одиннадцать.

Прошло уже три года после того случая, но я чувствовал, отец меня до сих пор боится: каким-то неведомым образом я ощущал его затаенные страх и злобу. С той вспышки я всегда вовремя принимал лекарство и старался быть примерным ребенком. Всё так же учился в школе, шлялся по дворам, но приходил вовремя, помогал матери и не злил его.

Однако в тот момент разозлил он меня.

У одного из моих друзей был день рождения, мы весь день вместо школы и гулянок просидели у него: играли в игры на приставке, в итоге у меня даже заболели глаза и накатила сильная тошнота. Поэтому я пошел к себе домой. И застал картину, как обдолбанный отец – год назад он стал употреблять какую-то дрянь в ярко-синих капсулах, и теперь практически каждый вечер он так «расслаблялся» – избивал мою мать. С чувством, с радостью на лице. До этого подобное никогда не происходило на моих глазах, а мама объясняла свои новые синяки разными причинами. И я верил. Точнее, старался ей верить.

Хоть я исправно и принимал таблетки каждый день по часам, злость в тот момент снова волной прокатилась по телу, а красная пелена ярости охватила разум, лишая рассудка…

Легко, словно здоровый мужик ничего не весил, я оторвал его от испуганной, залитой слезами матери и отбросил к стене… Но я не отправился избивать отца, нет, я упал на колени и старался утешить маму, защитить её, будто тощее тело ребенка могло укрыть эту несчастную женщину от всего мира. Я даже зарычал на ублюдка, когда он что-то сказал мне, как какое-то животное…

Но вместо благодарности в глазах матери я почему-то увидел испуг. Да, она боялась не ненормального отца, который избивал её до синевы, а меня, что хотел её спасти и помочь… И она меня оттолкнула…

Непонимание и растерянность. Обида и боль. Вот что я ощутил в тот день. Мама хоть потом и извинялась, говорила, что не боится меня и любит, но те ощущения, её испуганный взгляд, когда она смотрела на меня, я тоже навсегда запомнил. А ещё я помню то, что мои руки тогда выглядели крупнее, а кожа была странного цвета…

Из того дня я вынес очередной урок – я должен научиться контролировать себя. Во что бы то ни стало.

…Мне примерно четырнадцать.

Пусть я и узнал, что родители не мои родные, однако других я не знал. Отец смог найти в себе силы и перебороть зависимость, стал нормально относиться ко мне и матери, больше зарабатывать, мы даже переехали в район посолиднее, что означало только то, что наркотики тут «поэлитнее» и покачественнее, а бедняков немного меньше.

Казалось, жизнь налаживается.

Мне даже понравилось учиться, пусть шансов поступить в академию, если только не военную, у меня не было: для этого моим родителям нужно было бы зарабатывать в десятки раз больше, но тогда я ещё лелеял надежду, что смогу сам заработать на обучение, вырваться из клоаки бедных районов и вытащить из неё родителей. И я никогда не стану, как большинство остальных здешних жителей – наркоманом, бедняком или бандитом. Или всем вместе взятым.

Я отчетливо помню ту яркую мечту о том, как я получаю приличное образование, престижную работу и переезжаю в те огромные небоскребы в элитных районах, перевожу туда и отца с матерью, которым больше не надо работать по двенадцать-четырнадцать часов.

Странно. Почему я до сих пор помню об этом?

…Мне шестнадцать.

Родители наконец-то рассказали всю правду о таблетках: зачем мне их давали, и для чего они были нужны. Я оказался не таким, как родители. И, чтобы сдержать в детстве и юношестве, когда, если простым языком, психика ребенка только формируется, рвущуюся наружу ярость, свойственную всем высшим, мне давали специальное успокоительное, рецепт на который смогла как-то сразу после моего рождения достать моя мать. Так же я узнал, что всё это время она присылала им денег для меня и не только на лекарства. Радовался ли я, что у меня есть родная мать, она жива и даже как-то заботилась обо мне? Нет. Я даже не спросил, как её зовут. Она была для меня чужой. Желание встретиться с ней и поговорить, выяснить, зачем она меня оставила незнакомым демонам тоже не возникло. Осознание, что я высший, тоже не сильно обрадовало меня. Я был довольно смышленым пацаном и понимал, что неспроста меня так тщательно и ото всех прятали: были на то крайне веские причины. Та, что родила, ведь не бросила меня посреди улицы, давала родителям деньги, озаботилась найти лекарство, скорее всего, подкупила врача, а это значит – хотела сберечь. Да и ходили слушки, что высшие от своих ублюдков всегда избавляются. Любыми способами и так, чтобы не осталось от них следа. Отсюда я сделал закономерный вывод, что я незаконнорожденный, и если раскроется моя тайна – меня убьют. А мне жить хотелось.