– Нет вопросов, я подпишу, что нужно. Только вы мне объясните: что подписать и, главное, почему? Я ведь не очень в курсе того, что здесь происходит. Говорят – митинг. Ну надо же! Я сорвался с больничного, приехал сюда прояснить ситуацию – что за митинг? Да еще, получается, несанкционированный! И, кстати, если он запрещенный – можно посмотреть бумагу, где об этом написано?

– Да есть у нас эта бумага… – капитан махнул рукой в сторону окна, видимо, указывая на местоположение отделения, и продолжил: – Не это сейчас главное.

– Если есть – очень хорошо. Покажете бумагу? – не унимался Вихров, почувствовав в собеседнике желание уйти от темы.

– В отделении она.

– Ну, так пошлите бойца, – Митя кинул взгляд в сторону сослуживцев капитана. – Пусть кто-нибудь принесет, мы не торопимся.

Такой инициативы капитан не ожидал, однако признать, что бумаги нет, означало посрамить мундир.

– Слушай, ну что мы будем бегать сейчас туда-сюда? Давай протокол составим, ты его подпишешь и… Хотя погоди. А кто же, если не ты, митинг-то организовал?

– Говорят, что Елизавета Генриховна Романова-Юсупова.

– Кто? Хм… Ясно. А можешь позвать сюда эту Генриховну?..

Вихров повернулся к Таранову:

– Саш…

Таранов уже набирал номер:

– Елизавета Генриховна, вы еще здесь? Да, спасибо… Вы знаете, мы тут в кабинете у Дмитрия Сергеевича, а с вами хотят побеседовать представители Министерства внутренних дел как с организатором митинга… Мы вам крайне признательны!

Елизавета Генриховна Романова-Юсупова

Напарники капитана присели на кожаный диван, а собеседник Вихрова продолжал стоять, как бы намекая, что дел тут осталось немного.

В кабинете становилось жарко, на лицах милиционеров проступил пот, но они не снимали бушлаты, а только стянули влажные ушанки, смяв их в руках и ожидая прихода нового действующего лица.

Возникла пауза, будто ведущий уже объявил программу, а исполнитель еще не вышел на сцену и публика сидит в тишине, покорно ожидая его появления. Складывалось ощущение, что сейчас, как это обычно бывает, кто-то начнет нетерпеливо аплодировать.

Первым не выдержал капитан. Хлопать он не стал, а вместо этого произнес в пространство, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Десять минут – и все. Просто закрыть надо этот вопрос. Чего тут, ерунда – пара тысяч штрафа…

Дверь открылась. Полностью закрывая проем, появилась норковая шуба в пол: в кабинет величественно вошла дама лет пятидесяти. Она сделала несколько шагов, и у всех присутствующих без исключения создалось впечатление, что она движется не по узкому пространству директорского кабинета, а как минимум по Георгиевскому залу Большого Кремлевского дворца к ожидающему ее трону. Отсутствие скипетра у нее в руке наводило на мысль, что он где-то тут, в складках этой шубы, скрывающей царскую стать.

Форменная ушанка чуть не выпала из рук капитана. Двое сотрудников, сидевших на диване, медленно поднялись, при этом у одного из них часть слюны вышла наружу и не успела вслед за поднявшимся преодолеть земное притяжение.

Дама неспешно провела взглядом по слипшимся волосам милиционеров, раздав каждому из присутствующих порцию бриллиантового блеска спрятанных в ушах сережек, поздоровалась и низким голосом произнесла главное:

– Я – Елизавета Генриховна Романова-Юсупова.

Сказала она это негромко, но так, как будто в неожиданно возникшей тишине ударили царским посохом о каменный пол.

– Me… – капитан, не отрываясь, смотрел в глаза этому теперь уже явно главному действующему лицу и, видимо, пытался произнести какое-то сложное слово. У него не получалось. Он начал с другого:

– Скажите, это вы – организатор этого… ме-мероприятия?