Процесс уже был запущен. В рекреации второго этажа уже вовсю работал штаб по раскрытию этого коварного убийства. Кроме наших оперативников были какие-то новые люди, видимо, прибыла подмога из округа. В округах тогда службы только начали формироваться, и всех было не упомнить. Все сосредоточенно курили и пили чай. Руководил работой Никитин, начальник уголовного розыска. Его я сегодня еще не видел. Никитин радостно всем сообщил:

– Вот и прокуратура пожаловала. Сейчас дело пойдет!

Я со всеми поздоровался и негромко спросил Никитина:

– А чего тебя на месте не было?

– Я был. Я же сегодня после суток. Я первым и был. Но потом прошел слух, что много начальства едет, и Евсеев отправил меня на базу. От греха, – он глубоко вздохнул, выдохнул на меня каким-то сладковатым алкогольным духом и нарочито печально, но убежденно, чтобы я не сомневался в единстве рядов, добавил:

– И я его понимаю…

Никитин был отличный опер. Один из лучших. Неутомимый и везучий. Он мог выйти из автобуса именно тогда, когда два отморозка пытались ограбить ларек с сигаретами и шоколадками. Через мгновение Никитин уже сидел на одном из них и внимательно расспрашивал задержанного о фамилии и месте прописки убежавшего второго злодея.

В другой раз два выходца из Средней Азии совершенно искренне пытались украсть невесту. Они нашли ту, которую считали невестой одного из них, в Москве, куда она сбежала от отсутствия равенства полов в родном ауле и своего жениха-маргинала. Пришли прямо в общежитие Пищевого института, где она проживала в свободное от учебы время. Забрали девушку. Угрожая расправой, морально парализовали живущих с ней студенток и женщину-консьержку. И как ни в чем не бывало сели с ней в метро, чтобы поехать на Казанский вокзал.

Вряд ли бы они смогли украсть девушку далеко. Но ей оттого, как долго протянут жених и друг жениха, было не легче. Родители увезли ее из аула в 15 лет. Она уже давно жила в Москве. Была гражданкой РФ и думала, что никогда уже не увидит этих людей. А они теперь сидели по бокам и крепко держали ее за руки. Более того, жених под рукой тыкал в нее ножом. Девушка поймала взгляд Никитина, и губы изобразили артикуляцию слова «помогите». Никитин оценил обстановку. Вполне здраво рассудил, что жизнь заложника выше геройства. Дождался, когда вагон остановится, двери откроются и пути бегства будут свободны. И заорал истошным воплем: «Милиция!»

Так истошно вопить «милиция» умели только милиционеры в середине 90-х. Возможно, жених был искренне влюблен и просто идиот. Любовь – сильное чувство, тупость – сильное качество. Но ничто не могло сопротивляться этому воплю. Жених и друг жениха выскочили из вагона, а девушка упала на руку спасителя, чем избавила Никитина от необходимости устраивать погоню, чего ему и самому не очень хотелось.

Их повязали в поезде уже в Казани, когда они обедали черствой лепешкой и луком.

Когда человеку достается столько возможностей проявить себя в борьбе с преступностью по дороге на работу, можно себе представить, сколько он делал всего на работе. Руководство это оценило и сделало его начальником уголовного розыска.

Никитин был отличный опер. И стал не менее отвратительным начальником. Он все забывал. Не в состоянии был нормально провести ни одного совещания. Все пытался сделать сам, что похвально, но не эффективно. Ну и самое неприятное, он совершенно не мог молчать при начальстве. От волнения его распирало, и он нес дикую чушь, абсолютно не предусмотренную его полномочиями. Поэтому Евсеев отправил его в отдел. Никто же не знал, что замминистром двигает исключительно ностальгия по уходящей эпохе и разговаривать он особо не собирался. Впрочем, Никитин почти обязательно должен был успеть удивить высокое начальство. Делов-то умеючи.