Река жизни приносила и уносила события страны, деревни, семьи, но с судьбой никто не спорил. У крестьян особая позиция: благодари судьбу, не искушай, от судьбы не уйдешь. Но никогда в крестьянстве не угасала надежда на лучшую жизнь, а главное, на лучшую долю для детей. Это помогало выжить.

Первые поселенцы деревни, по всему, были люди дальновидные. Землю с щедрой природой выбрали. И поля, и луга, и лес – все есть, но крестьянину даже на такой земле жилось не сытно. Все зависело от капризов погоды. Хорошо, если полоски земли в разных местах. Тогда в засушливый год выручит полоска в низком месте, в дождливый – на взгорье. Но не всем везло. Деревня Луговская расположилась на берегу реки Белой. Название реки возникло не случайно. Правый берег реки был белым от изобилия в нем мела, и от этого, особенно весной, когда уровень воды поднимался на несколько метров, по реке плыли белые разводы. В месте, где располагалась деревня, река делала плавный изгиб и очень походила на кошечку Мурку, которая от удовольствия выгибала спину. Так и мурлыкала река свою песенку на радость жителям деревни, особенно детворе, которая летом плескалась в водице с утра до позднего вечера, а зимой каталась на салазках да на самодельных коньках. А сколько тайн и вздохов услыхала река за свою долгую жизнь! Умела хранить секреты.

Крестьянин душой был привязан к реке на всю жизнь. Она и напоит, и накормит, и вымоет. Белая начинала свой путь где-то далеко за горизонтом и заканчивала далеко за горизонтом. По пути лениво петляла среди лугов, полей и лесов, огибая деревеньки. По пути принимала воды притоков. Один находился верстой выше, как бы разделяя территории деревень Луговской и Владимировки, второй был ниже по течению, он с холмов бурно устремлялся к старшей сестре, а достигнув своей цели, смешивался с ее водами и сразу успокаивался.

Дом помещиков Луговских стоял особняком на возвышенности. Был большим, с колоннами, на окнах ажурные наличники. Возле дома был разбит парк с геометрически проложенными дорожками. Стройные ряды аллей, состоящих из лип, акаций и тополей, шли от дома к реке. Неподалеку сад с фруктовыми деревьями и аккуратно подстриженными рядами смородинных и малиновых кустов. На холме расположилась беседка из дерева, такая легкая и воздушная, как будто сейчас оторвется от земли и полетит. Из нее открывался прекрасный вид на реку. В беседке господа летом пили чай, беседовали, играли в настольные игры.

Не один хозяин тесной избенки украдкой вздыхал, глядя на помещичьи хоромы. Не одна крестьянка вздыхала, глядя на наряды барыни. Другой жизни они не знали, и жизнь барыни Луговской была для них верхом мечты о хорошей жизни. Но и свою жизнь они любили, любили такой, какой она была. Но еще лучше проехаться в карете, а тебе лакей ручку подает. Барыня Софья Андреевна протягивает руку в перчатке, а другой держит маленький белый зонтик, чтобы белизну лица не испортить и не стать похожей на деревенских баб. А платье у нее пышное, приталенное, все в сборках и рюшечках. Барыня не думала о куске хлеба. Он у нее был каждый день. С детьми она говорила на французском. Никогда не брала их на руки, никогда не целовала их неистово, как целуют крестьянки своих детей. Может быть, барыня это делала тогда, когда никто не видит? Должен же и у нее сработать инстинкт материнства.

Любимым предметом споров баб были шляпы Софьи Андреевны. Они у нее были роскошные и разных фасонов. Меняла она их часто. Вот у баб и возникали споры. Захарихе нравилась шляпа цвета топленого молока, с круглыми полями, украшенная белыми кружевами, а Макарихе – зеленая, на полях которой разместился букет фиалок. Но у них было единое мнение относительно маленькой шляпки. Она напоминала бабам куриную голову с гребешком и казалась несуразной.