Пётр Елисеевич. Да оставь ты их в покое! Пусть катятся ко всем чертям. Вот дармоед поганый. Не, ну ты видала, мать!?
Лариса Николаевна. Дуралей старый! Ты зачем так грубо при ней с ним обошёлся?
Пётр Елисеевич. А мне что, в ответ на презрение облизывать его? Я могу, в принципе, догнать его, пока не поздно, да на коленках прощения попросить. Ты берега-то не путаешь? Ты вообще здесь всё это время была? Или в прострации находилась?
Лариса Николаевна. Так, буйвол великовозрастный! Ты на меня тут поори ещё! Вслед за детьми сейчас уйду в неизвестном направлении. Будешь меня потом по моргам да по больничкам искать. Специально со связи на денёк-другой пропаду, чтобы ты над своим поведением подумал. Всех уже измучил. Ты нынче пенсионер. Хватит твоих «войска – налево», «войска – направо». Отдыхай уже спокойно.
Пётр Елисеевич (уже без злобы). Да если хотите, валите уже все отсюда. Минуты три пострадаю. А дальше – с кайфом поживу.
Лариса Николаевна (сардонически улыбаясь). Ну, давай, давай, выговорись! Поматюкайся, легче станет. Можешь меня даже в наказание на хозяйственные работы отправить. Я всё вынесу.
Пётр Елисеевич (отмахиваясь). Ой, да иди ты в пень, старуха! Ты вспомни лучше, когда у него Маринка только появилась, было же ложное ощущение, что у него вправляются мозги. Ослабили бдительность, и вот тебе на – какая-то песня теперь его сводит с ума. Он и подружку свою переформатировал полностью. Она на каждый его поступок и любой словесный бред в рот ему заглядывает. Ты прикинь, какая у неё любовь. Если бы я так бредил, ты бы не задумываясь меня бросила.
Лариса Николаевна. Да, Петечка! Я тоже боюсь. Как бы он не профукал своё счастье подобными закидонами. Она ведь всю жизнь эти выходки терпеть не будет; всему есть предел.
Пётр Елисеевич. Да и ты сама знаешь, что художник из него, мягко говоря, никакущий. Вспомни все его провальные работы. Все эти натюрморты, пленэры… Тьфу! Срань какая-то. Это даже не проходное. Дети в школах коррекции и то талантливее несуществующих животных рисуют. Вот в мире все проблемы из-за того как раз, что многие занимаются не своим делом. Лакеи и дворецкие на театральных подмостках кривляются. Здоровые бугаи, которым самое место на производстве, в гламур прячутся, чтоб ноготочки себе не сломать. Зато поистине талантливые вкалывают по двадцать часов в сутки, лишь бы семью прокормить. Вон, Захара Жорик – молодец. Звёзд с неба не хватает. В командировке возле Средиземного моря наш покой охраняет.
Лариса Николаевна. Хватит уже моего ребёнка с этим Жориком сравнивать. У того в голове вообще невесть что, вместе с его папашей. Там в семейке веселья не меньше нашего будет. А ты идеализируешь вечно. Всё, Петя. Пойдем есть. Сейчас опять заново разогревать придётся.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
По-прежнему частный дом семейства Подопригора. Уютная меблированная гостиная с ремонтом в европейском стиле.На крутящейся стойке в центре комнаты установлен плазменный телевизор. На навесных полках аккуратной стопкой сложены книги разного жанра, от женских детективов до нон-фикшина. Цветовая гамма комнаты выдержана в пастельных тонах. На большом раскладном диване расположился Пётр Елисеевич. Недалеко от него в кресле читает электронную книгу Лариса Николаевна. Атмосфера полнейшей идиллии.
Пётр Елисеевич. Ларочка! Да прекращай на меня дуться! Слово даю – жду три дня. Если не объявятся – из-под земли достану обоих и домой доставлю из любой точки Земли.
Лариса Николаевна. Да не надо мне ничего обещать, Петя! Я же вижу, ты рад, что избавился от мальчика нашего. Уже неделя прошла, как ушли, а ты даже попробовать дозвониться до них не соизволил.