– А… Это… А разве он не сам ее себе сломал? – вперил хитрые азиатские глаза в своего командира.

– Я не знаю, я у тебя спрашиваю, солдат. И как самому себе ногу можно сломать, а?

– Шел по взлетке, нога подвернулась, вот и сломал. Я его уже лежащим видел, товарищ старший лейтенант.

– Ясно, – Летеха отвернулся от него и посмотрел на Замка.

– Да, Буйвол лоу не рассчитал. Но за дело… А череп второму на спарринге вчера расшибли, костные швы разошлись. Врачи говорят, не раньше месяца-двух.

– Долго, – недовольно произнес Летеха, – самое сладкое пропустит. Всех бойцов мне покалечите, – при этом грозно сверкнул глазами, – а остальных я докалечу.

– Что, сынки! – зычно огласил зал двухметровый лейтенант, – думаете, прошла пара месяцев и вы уже законно в группе? Как бы не так! Чем вас меньше, тем мне приятней. Будь моя воля, я бы вообще никого из вас не оставил, ну, может, человека-двух, – при этом он не посмотрел ни на кого конкретно, – а пока, дрищи, разминка и занятия. Как всегда – четыре часа, – взглянул на часы, – не уложимся, готовьтесь. Ужин можно и отложить на часок, повара подождут. Будем дотягивать вас до уровня… Вокруг зала бегом… марш!

Так называемая разминка длилась около получаса. Движение на бегу с ударами, мгновенные перемещения по команде голосом или хлопку, отходы и движения вперед с круговыми махами ногами, кувырки с принятием стойки во всех направлениях по неожиданной команде и многое, многое другое, идущее без перерыва – офицер группы спецназа был неистощим на новые техники тренировок, ни разу не повторяясь и ни секунды отдышки не давая своим бойцам.

Затем около часа длилась одна только ненавистная всем «коробка». Всех бойцов выстраивают в стройные ряды на некотором расстоянии друг от друга, и в такой квадратной конфигурации они отрабатывают удары и связки, по много раз повторяя одно и то же движение. Отработка нудная, под каждый счет. Первый в первом же ряду считает до десяти, на каждый раз – удар или связка, затем счет переходит к другому, третьему, и так раз за разом. Это могло тянуться часами, пока Инструктор не задавал новый удар-связку.

На коробке Летеха ушел на вторую половину, предоставив Замку с Инструктором волю действий.

– Мае, два ски! – шла команда, – стойка – левая боевая!

Счет начинался снова, и прямой удар ногой с последующими двумя прямыми руками делался сотни раз. Ноги нещадно жгло, руки отсыхали, но сержанты требовали все большей четкости, быстроты и лучшей техники ударов.

Пашка, как не вышедший ростом, стоял в последнем ряду. Рядом пыхтел Бабай, за ним худой Грег и Сеня – серьезный светловолосый пацан с Алтая. Раньше этот самый удар мае-гери у Пашки совершенно не получался. Вот намучился он – перед ним ставили высокую табуретку, и он был вынужден задирать колено высоко, как только мог, для того, чтобы ударить. Когда задетый табурет с грохотом падал, Пашка был нещадно бит сержантами. С тех пор Пашке уже довольно неплохо поставили ноги, и уже не придирались попусту на занятиях.

Спереди всаживал удары в воздух Андрюха, старающийся каждый раз, как только Инструктор не видит, закосить и ударить не в полную силу. Да, конечно, все старались беречь силы тем или иным образом. Иначе никаких сил не хватит выдержать все это. В первом ряду размеренно месил пространство Сашка Головастик. Вот, видимо, у него свело судорогой бедро, и он остановился, принявшись лихорадочно тереть ногу.

– Взвод, с тыла, – заметив заминку, рявкает Инструктор, – из-за Головастика отжимаемся. Тридцать раз на скорость!

Взвод рывками отжимается от пола, стоя на кулаках.