Снова задаю вопросы, она врет, и снова неумело. Забавная. Не понимаю, чего во мне больше: злости, что она сочиняет сказки и пытается меня обмануть, или что она выгораживает тех парней? Кто они ей? Будь на ее месте кто другой, давно бы уже разговаривали в другом месте и другим тоном.
Но я же, сука, сижу здесь, в этой странной квартире с не менее странной девчонкой, смотрю на нее голодными глазами, словно пацан после дембеля, и несу какую-то чушь. Но больше всего мне хочется не знать, где этот проклятый «ягуар» Воронцова, гори он огнем, а просто поцеловать ее.
Что я и делаю, присаживаясь рядом с ней на диван, целую долго, медленно, отрываясь лишь на секунду, давая девушке глотнуть воздуха, и снова. Не слышу свой разрывающийся звонком телефон.
— Глеб, телефон.
— Наплевать.
Вот с ней реально на все наплевать, а ведь раньше не возникало даже мысли не отвечать на звонки. Отвечал, летел, выполнял.
— Глеб.
— Да.
— Ответь.
Она такая растерянная, грудь чуть прикрыта покрывалом, перья из крыла ангела по левому плечу и руке.
— Морозов, — поднимаюсь, беру телефон с кресла. — Слушаю.
— Это, сука, я тебя слушаю. Слушаю начальника своей охраны и хочу знать, где, блядь, его носит. Ты на часы смотришь? Или их тоже отжали, как мой «ягуар»?
Воронцов в своем репертуаре, сам смеется над своей якобы удачной шуткой в мой адрес. Смотрю на часы, нет и двенадцати дня.
— Как раз работаю над этим вопросом.
— Плохо работаешь. Спишь, что ли?
— Нет.
— Ну, если нет, то мне нужна новая экономка в особняк.
— Что не так со старой?
— Тамара Степановна через месяц отправляется на лечение. Мне нужна новая надежная экономка.
— При чем тут я-то? Есть отдел кадров. Поручи секретарше.
— Морозов, мне иногда кажется, что ты тупеешь с каждым днем все больше и больше.
— Егор, завязывай, вот не до твоих шуток.
— Она должна быть кристально чиста, а кто, как не ты, может проверить все о человеке? Она идет в мой дом, в мой хорошо охраняемый частный дом, мне не нужны сюрпризы.
— Хорошо. Найдем, проверим, возьмем анализы.
— И еще: вечером летим в Мюнхен на пару дней. Чтоб через полчаса был в офисе, надо подготовить все документы.
Воронцов отключается, а мне совершенно не нравится эта затея с полетом в Мюнхен. Пара дней? Когда такие полеты заканчивались в срок? Экономка еще эта.
— Я так понимаю, тебе пора?
Оборачиваюсь, внимательно смотрю на Агату, она поднимается с дивана, совершенно не смущаясь своей наготы, накидывает безразмерную, явно мужскую футболку. А меня мучает вопрос не о вылете, экономке или пропавшем «ягуаре», а чья эта футболка?
— Мне пора, но ты понимаешь, что мы не закончили наш разговор.
— Понимаю, не дура.
— А мне кажется, что дура, если так усердно кого-то покрываешь.
— Если будешь меня снова оскорблять, то получишь по лицу.
С вызовом смотрит в глаза, теперь она совсем другая, не растерянная девочка, а дикая кошка, готовая исцарапать все лицо. Подхожу ближе, сжимаю ее плечи, заставляя смотреть на себя:
— Ты слишком многого не понимаешь и не пытаешься понять. Все очень серьезно, даже я еще не понял насколько. Если сложить все те крупицы информации, что знаю я, то тех ребят, что угнали мою машину, скоро будут искать очень серьезные люди. Они пойдут на все, потому что угон машины — это ничто в сравнении с тем, что они украли, а главное, у кого.
Агата смотрит внимательно, напрягается, но не вырывается.
— Я не зверь, я не стану на тебя давить. Но придут те, кто это сделает. Потому что ты была с теми людьми, ты им помогала. И не отпирайся. Не придумывай себе сказку, что никто ничего не узнает и все спустят на тормозах. Я еще удивляюсь, почему те люди ждали так много времени.