Далее. Поскольку обеспеченные объектами недвижимости облигации, в свою очередь, являлись основанием, на котором базировался ряд финансовых деривативов, а на них еще к тому же выросла целая пирамида так называемых дефолтных свопов – страховок от дефолта в форме обращающихся на рынке ценных бумаг, то столь же естественно, что кризис на рынке ипотечных бумаг не остался локальным возмущением, а привел к дефолту по целому ряду других продуктов, находившихся в портфелях крупных институциональных инвесторов, в том числе сберегательных и пенсионных фондов, инвестиционных компаний и инвестбанков. Остается без ответа вопрос о том, как эти институциональные инвесторы и обслуживавшие их «аналитики» оценивали степень надежности вложений в эти бумаги[3]. Однако то, что обесценение залогов по ипотеке погнало волну дефолтов выплат вдоль длинной цепочки деривативов, представляет собой абсолютно закономерное и предсказуемое явление.

Дальнейший механизм развития кризиса тоже более или менее понятен – большое количество дефолтов по ценным бумагам и, главное, невозможность точно определить, где и в каком объеме заканчивается начавшаяся в секторе ипотечного кредитования цепочка дефолтов, привели к кризису доверия в банковском и, шире, финансовом секторе. Банки не знали наверняка, но могли предполагать, что в балансах их контрагентов на финансовых рынках уже образовались или в ближайшее время должны образоваться гигантские «дыры» из-за плохих активов, поэтому неохотно предоставляли им кредиты, одновременно пытаясь уменьшить возможные убытки через ужесточение условий такого кредитования. Результат – сжатие кредита, ужесточение требований к заемщикам, рост процентов по кредитам практически всем категориям заемщиков.

Вытекающий из вышесказанного рост ставок на межбанковском рынке, к которым, в свою очередь, привязаны выплаты конечных заемщиков по некоторым видам кредитов, привел к ощутимому росту количества дефолтов по кредитам потребительскому сектору, включая карточные кредиты, и корпорациям. Применительно к некоторым категориям заемщиков, особенно домохозяйств, которые и до того, по большому счету, относились к категории малонадежных и, соответственно, не имели возможности перекредитоваться в альтернативном источнике, даже сравнительно небольшое ужесточение условий кредита вело к приостановке текущих выплат по взятым кредитам.

Реализация банками залогов по кредитам, по которым наступал дефолт, вела к падению цен на недвижимость и нестабильности на рынке акций, что еще больше снижало надежность большого количества залогов. На рынке акций заработал порочный круг – продажи акций, находившихся в залоге по дефолтным кредитам, а также вынужденные продажи акций инвесторами, осуществлявшиеся для того, чтобы расплатиться по дорожающим кредитам и другим обязательствам, либо для расчетов с индивидуальными инвесторами, решившими уйти с рынка коллективных инвестиций, вели к падению котировок. Падение же котировок так или иначе усиливало мотивы, побуждавшие значительное количество инвесторов избавляться от дешевеющих бумаг, а также вело к дальнейшему обесценению залогов и, соответственно, к новому увеличению предложения и падению котировок на этих рынках.

В итоге в балансах инвестиционных банков и некоторых других финансовых корпораций, выступавших в роли институциональных инвесторов и отягощенных большим количеством стремительно дешевеющих активов (наиболее яркий пример – страховая группа AIG), образовались огромные «дыры», а способность этих корпораций привлекать средства и выполнять текущие обязательства снизилась до недопустимого уровня. Следствием стали многочисленные обращения с их стороны к государству за финансовой помощью в виде кредитов и вливаний в капитал, череда поглощений, банкротство «Лиман Бразерз» и ряда более мелких финансовых корпораций, а также общее снижение масштабов финансовых инвестиций и массовые сокращения персонала в этой сфере. Очевидно, что все эти волны потрясений в финансовом секторе логично вытекали одна из другой, разворачивая спираль крупномасштабного кризиса.