— Не хотел пугать, — говорит он и плечами пожимает. Но не от равнодушия. Черт! Я была тем человеком, который понимал своего мужчину с полуслова. По голосу, по выражению лица. А сейчас я не понимаю абсолютно ничего, что у него творится на душе. — Хорошо тебе тут, как вижу.

Я складываю руки на груди и снова разглядываю его. Как же непривычно.... Рваные джинсы светлого цвета, черная верхняя одежда с капюшоном. Как подросток одет. Без обуви, кстати. Он, кажется, не с улицы. Но откуда? Как оказался на балконе моей квартиры, да еще и в таком виде?

— А как мне должно быть? — левая бровь сама собой вопросительно выгибается. — Может, в подушку по ночам должна из-за тебя выть? Или как? Я что-то не понимаю, к чему ты все это говоришь.

Барский подходит к кровати и садится на ее край. Упершись локтями в колени, обхватывает голову руками и молчит, не сводя взгляда с моей фотографии, которая стоит на тумбочке. Подарок Ани. Поставила туда, когда я только переехала сюда жить.

Я затрудняюсь понять Демида. В голове столько вопросов... По-хорошему, мне бы выгнать его. Послать к черту. Но я хочу услышать от него, чего он добивается. Хочу получить ответы.

— Как я здесь оказался, ты узнаешь, когда я свалю отсюда, — выдает он через некоторое время, сидя в той же позе. — А сейчас у меня другие вопросы.

— Как удивительно, — усмехаюсь я. Не могу стоять на месте. Хоть шаги и даются с трудом, но я буквально измеряю комнату ими. — У меня тоже их очень много. Но, думаю, тебе бы к жене своей свалить. И с ней разговаривать, обсуждать любую тему. Ты в доме чужой женщины, с которой нет и не может быть никаких отношений. Никаких связей. Вставай и проваливай вон отсюда, Барский!

Знаю, что не уйдет. По взгляду вижу. И мне крайне необходимо его подколоть. Всего два раза встречались за последние несколько месяцев. В ту ночь, когда узнала о его измене. И второй раз в ресторане. Эта — третья. И, возможно, действительно последняя.

— Уйду, Мелисса, не сомневайся даже. Но нужно обсудить с тобой некоторые темы. Ради твоего же блага. Если будешь послушной девочкой, то расскажу.

— Господи, — шепнув себе под нос, я улыбаюсь сквозь подступающие к глазам слезы.

Девочкой он меня называл давно. Когда у нас все было замечательно и мы очень редко с ним спорили. «Моя девочка», — так звал он меня буквально год назад. А сейчас я для него бывшая жена, он для меня — предатель-муж.

— Ты случайно головой нигде не стукнулся?

— Мелисс, слушай меня внимательно и, пожалуйста, принимай все всерьез, потому что я не шучу. Со своей семьей, кто бы ни был, на связь не выходи. Ни с кем не разговаривай. Ни в коем случае. Они тебя погубят, в болото затянут. Как это пытались сделать несколько лет назад...

— Ты забыл, кажется, — перебиваю его речь. — Забыл, как я из-за тебя ушла из дома, вычеркнув их? Вот как раз несколько лет назад... Я выбрала тебя и свалила, сжав твою руку. Потому что была по уши влюблена. А сейчас... Сейчас у меня, естественно, никого нет. С кем я могу общаться из своих? Да на хрен я им вообще нужна? У каждого своя жизнь. У меня, как видишь, своя, — развожу я руки в стороны. — Демид, хватить мне нервы трепать. Пожалуйста, уйди отсюда. И больше никогда не появляйся, потому что видеть тебя нет ни капли желания!

Еще чуть-чуть — и я сорвусь. Еле держусь, чтобы не наорать. Да, цежу сквозь зубы, но голос не повышаю. Все же восхищаюсь своим терпением и умением держать лицо при необходимости. А как только Барский уйдет, я буду ныть в подушку. Я его не простила, но и не разлюбила. Сердце стучит как ненормальное.