Тихо встаю. Иду, по коридору, ночь, роддом спит, но все равно полон тихих звуков, а пустые полутемные пространства выглядят, как сцена из ужастика — кажется, что вот вот вылетит из-за угла убийца с топором. Или что нибудь жуткое выползет… Глупости, но все равно страшновато. 

Я иду этажом выше, в реанимацию. Меня туда не пустят, но в стеклянное окошко посмотреть можно. Убедиться, что моя дочь жива и здорова, с ней все хорошо. По лестнице подниматься больно, хотя в общем, рубец от кесарева стал заживать.

Здесь ещё темнее, но за стеклом немного светятся приборы. Я знаю, где спит моя дочка, совсем рядом, нахожу её взглядом. Она, словно чувствуя его, тихонько заворочалась. 

— Спи, моя радость, — прошептала я. — Скоро увидимся. 

Рядом другой ребёнок. Напрягаю глаза, читаю на табличке фамилию Ксении. Значит, это её сын, вот он какой. К нему подведены кислород и капельница, в ровном свете небольшой лампы я вижу его лицо. Спит. Совершенно безмятежен, пока не понимая всего, что с ним случилось. Улыбается во сне.. А мне вдруг так становится обидно за него и его маму, что слезы наворачиваются. Оборачиваюсь и вдруг вижу тень у стены. Вспомнились глупые мысли об ужастиках, вздрогнула, и только потом поняла — Ксения. 

— И часто ты сюда ходишь по ночам? 

— Каждую ночь, — спокойно ответила она. 

— Возьми его на руки. Просто возьми. Быть может, тебе разрешат приложить его к груди. 

— Это моя жизнь. 

Я вздохнула. Нарушать её свидание с сыном не хотелось, пусть оно и такое грустное. Спустилась, смогла уснуть, и мне совершенно ничего не снилось, завтрак проспала. Проснулась, от того, что меня за плечо трясут. Открыла глаза, увидела девушку в белом халате, испугалась. 

— Что-то с Ариной случилось? 

— Проголодалась она, — улыбнулись мне. 

Тогда только поняла, что все хорошо, просто проспала все на свете. Приняла дочку, которая не спала, и судя по виду снова кричать собиралась. 

— Ти-и-и-ше, мой голодный монстрик… — приложила к грудь, посмотрела по сторонам. Дарья спит, она не зависит от расписания кормлений, а кровать Ксении пуста. — А где Ксения? 

— Ушла, — пожала плечами медсестра. 

— Сын? 

— Остался, написала отказ. 

Спазмом перехватило внутренности. Вспомнила, как он улыбался во сне. Маленький, безмятежный, пока — счастливый. И Аришку захотелось обнять сильно, до боли, чтобы убедиться — здесь, рядом, моя и не отнимет никто. 

Остаток дня тянулся так же. Дарья то и дело фыркала и закатывала глаза. Она уже поняла, что Кирилл не мой муж, но выигрыш, в реальность которого я все ещё не верила, мне не простила. Я потеряла в её глазах всякую ценность. 

Аришку я отдавала только на время тихого часа и ночного сна, а так весь день она была со мной. Это и радовало, и выматывало. Звонила Катя. Звонила мама, которую завтра обещали выписать. Обе дружно восхищались моей дочерью, считая, что я произвела на свет произведение искусства. Когда подошло время тихого часа, я Аришку сама понесла наверх. 

Поднялась и дыхание перехватило. У стекла, разглядывая детей стоял Кирилл. Выражение лица почти такое же, как в то утро семь лет назад. Он был невероятно зол. Я даже попятилась, вдруг подумав, что он узнал, что я ему лгу и сейчас меня будет убивать. 

— А, — сказал он. — Ты… 

И столько презрительного равнодушия в двух коротких словах, что меня словно ушатом холодной воды обдало. Мазнул по мне коротким взглядом, вернулся к ребёнку. Он смотрел на брошенного сына Ксении. 

— Я, — согласилась я. 

То, что я ему не интересна, давно понятно, мог бы и не демонстрировать так явно. 

— Как дочка? Растете? 

— Растём.