— Я здесь с мамой. Она пошла мне брать бургер и колу. Только с учетом статически данных, которые я собираю уже много лет, это займет не пару минут, как она уверяла, когда уходила, а десять-двенадцать. Она называет это невезучестью, а я застенчивостью. Она боится не понравится людям и произвести на них плохое впечатление, поэтому часто пропускает очередь вперед.

— Ого… — я хмыкнул и даже успел позабыть о своем отчете. Передо мной сидел необычный ребенок. — А тебе сколько лет?

— Девять.

— Жаль, — протянул я. — Взял бы тебя на работу. Есть у меня пара вакантных мест.

— Я хочу работать в НАСА. — Девочка перевернула книгу, которая лежала перед ней и указала мне на обложку.

— Физика, значит?

— Да.

— А у меня целые заводы. Нефть, все такое, — я улыбнулся.

— Хочу строить космические корабли, — важно заявила девочка.

— Я – Стас, — я протянул ребенку руку, и она тут же пожала мою ладонь.

— Я – Эмма.

— Очень приятно, Эмма. Будет четырнадцать, приходи ко мне, возьму на работу. Ну, это так, если, конечно, с НАСА вдруг не заладится, — я улыбнулся. — Люблю технарей. Мы – лучшие.

— Дай пять, — заключила Эмма. — Вот бы все вокруг были такими.

— Кто достал? — Я сразу понял, что рядом с ребенком взрослый, который обязательно будет утверждать, что он – гуманитарий. Бездарь и бестолочь, а не гуманитарий. Никогда не признавал их.

— Мама, — она опустила голову. — Она верит в духов всяких, потусторонние силы. Составляет гороскопы, читает книжки по астрологии. Расстраивается, если просыпает соль и обходит целую улицу, если дорогу вдруг перебежала черная кошка. А иногда, когда дают премию, даже к гадалке ходит.

— Тяжело тебе, наверное, живется, — вздохнув, заключил я. У меня у самого была такая же мать. Благо, хоть отец оказался более приземленным. — И дурак тот, кто ей премии дает.

— Эмма, остался только веганский, тебе придется смириться. — Вы?!

— Карась.

Я поднялся со своего места, не понимая, какого черта происходит. К диванчику, возле которого я присел, подлетела запыхавшаяся подчиненная, от которой я едва-едва отделался. По крайней мере, я так думал.

Господи, как я вообще умудрился взять ее на работу? Она была ходячей нелепостью! Даже сейчас выглядела, как какой-то подросток-переросток в этом своем рваном комбинезоне, куртке-косухе и с двумя хвостиками на голове. Когда она вообще собиралась повзрослеть? Что это вообще за люди такие были, которые в тридцать вели себя, будто им все еще пятнадцать?

— Что Вы тут делаете? — она нахмурилась, оглядывая меня злым взглядом.

— Мама, я просила с мясом, — подала голос Эмма, но мать ее, разумеется, не услышала, занятая попытками испепелить меня взглядом.

— Возьми мой, мелкая, я все равно уже наелся, — я указал на один из нетронутых бургеров. Взял три, про запас, но один все равно оказался лишним.

— Спасибо! Мама, это что, тот самый начальник, которого ты уже столько дней проклинаешь?

— Эмма! — возмущенно выдала Карась, бросая на дочь взгляд, мол, «что ты делаешь?»

— Он хороший, не надо так.

— Вы все еще этим занимаетесь, да?! Проклинаете меня, не надоело еще?! — возмущенно протянул я, вспоминая злосчастный кактус.

— А, что, страшно, да? — Василиса скрестила руки на груди, становясь в позу. — Боитесь, что сработает?!

— Боюсь, что такими темпами вы угодите в психушку, — заключил я, качая головой. Плюнув на все, начал собираться. Пора было ехать домой.

Мало, кто знал, что злой и вечно сердитый Царь, как меня окрестили сотрудники, вел весьма скромный и даже скучный образ жизни. Ел вредную еду в закусочных, потому что не умел готовить, частенько ездил на метро, потому что ненавидел пробки и один воспитывал сына.