Ребёнок моего мужа Селезнёва Алиса

1. Глава 1

2018 год

− Мне жаль. Правда.

− Что у меня очередной «пролёт»? Не переживайте, Вас я не виню.

Лидия Ивановна Пирогова потёрла переносицу и, сняв очки, положила на стол линзами вниз. Прямо на стекло. За двадцать лет работы репродуктологом она повидала многое и нарастила нехилый панцирь. А по-другому в её профессии было нельзя. Без здорового цинизма врачом долго не проработаешь, а уж репродуктологом тем более. Была бы чересчур сострадательной, уже бы через год сбежала, а так успела послушать и истерики, и угрозы, и слова благодарности. Искренние и от души. Одна пациентка, абсолютно, кстати, неверующая, отстояла за неё три года назад целую службу и молилась Матроне Московской, лишь бы роды у самой Лидии Ивановны прошли успешно. А что, рожать в сорок два – то ещё испытание, но Лидия Ивановна справилась, а вот Иоланта Облонская никак справиться не может. С ней вообще запредельный случай. И ведь не сказать, что старая или совсем больная. Бывали и безнадёжнее пациентки, но всё равно беременели и рожали, а эта ни в какую. А в глазах даже не отчаяние. Нет. Пирогова просто не могла подобрать для описания взгляда Облонской нужного слова, однако в карточке на всякий случай нацарапала его. Не психолога ради. Для себя. А через секунду зачеркнула, потому что осознала, насколько узко мыслит. Вот ей Богу, будто океан мелкой речушкой назвала.

− Так бывает.

− Знаю.

− Но опускать руки не стоит.

− И это я тоже знаю.

− В следующий раз обязательно получится.

Облонская с силой втянула в нос воздух и прикрыла глаза.

− В следующий раз точно не получится.

− Почему?

− Потому что это будет моей тринадцатой попыткой, а я жутко суеверная.

− Думаю, Вам просто нужно сделать перерыв. Съездите летом с мужем на море. Отдохните как следует. Накупайтесь, позагорайте, выспитесь, а в сентябре приходите снова.

− Можно я пойду домой?

− Можно. До свидания, Лана. До сентября.

Поправив длинную юбку, Лана медленно встала, подняла с пола маленькую чёрную сумку и вышла за дверь. Она не стала говорить Лидии Ивановне «до свидания». Она знала, что больше никогда в жизни не переступит порог кабинета репродуктолога ни в Перми, ни в каком другом городе мира.

Хождение по мукам, то есть по больницам, Лана начала десять лет назад. Сначала долго лечилась от бесплодия: продувала трубы, удаляла полипы в матке и кисты на яичниках, затем боролась с эндометриозом, а после, пережив две внематочные беременности и лишившись обеих труб, решилась на ЭКО.

Длинный протокол, короткий протокол, протокол естественного цикла, «снежинка», «пролёт», ПЯ, ИЦН, БХБ, ХГЧ… Она знала все принятые акушерами-гинекологами сокращения и весь экошный жаргон, потому что часами сидела на форумах и общалась с такими же женщинами, как сама. С ними ей было легче. Те её понимали и не боролись с пеной у рта за право причинить боль, как делали её родственники, коллеги по работе и большинство подруг. Тем, кто мог зачать сам, было невдомёк. Как сказал однажды Достоевский: «Сытый голодного не поймёт». А на экошных форумах голодными были все. И когда кому-то вдруг везло и удавалось наесться, радовались тоже все. Кто-то завидовал, но всё равно радовался. Там, на форуме, сотни бесплодных женщин были одной большой семьёй. Опытные не гнушались помогать новеньким. Многие консультировали не хуже докторов, по крайней мере, дать ответы на вопросы: бывает ли диарея от гормонов, когда принимать препараты: до еды или после, и толстеют ли после курса дюфастана, подсказать могли.

Лана давно закончила «школу новичков» и уже как года три являлась этаким волонтёром-консультантом для тех, кто только-только знакомился с миром ЭКО. Она могла рассказать и про эстроген, и про морщины, и про криоперенос, и даже про донорские яйцеклетки. К последним у неё была «особая любовь». Врачи предложили их две попытки назад, когда заметили, что подсадки эмбрионов на основе её яйцеклеток заканчиваются либо выкидышем, либо замершей беременностью. С донорскими всё действительно пошло «легче». Эмбрионы вообще перестали приживаться, а вместо первых признаков беременности наступали болезненные и обильные кровотечения, совсем не похожие на месячные, что на языке экошного жаргона и означало «пролёт». Причём по всем фронтам.

− Ой, Ланка, привет!

Поднимаясь по лестнице и мёртвой хваткой держась за перила, Лана так углубилась в мысли, что не заметила мнущуюся у дверей младшую сестру Валюшку. Та подгибала колени и гладила необъятных размеров живот.

«Как всегда, растрёпанная и беременная, − в сердцах подумала Лана и специально пошла медленнее.

В детстве она часто называла сестру Валенком, и та полностью оправдывала своё прозвище. Росла неотёсанной, грубой и глупой. Родители у Ланы и Валюшки были те ещё юмористы. Старшенькую обожали, не просто же так дали ей имя главной героини любимой оперы*, а к младшей относились, как к сорняку. Обута, одета, накормлена – и слава Богу. Она и появилась-то у них случайно и росла тоже вроде как по воле случая. В конце восьмидесятых в Советский Союз пришла мода на календарный метод контрацепции, и Иоланту Надежда Константиновна в буквальном смысле высчитала, а вот Валентину проглядела. Поехала первый раз в жизни с мужем на Чёрное море, а там не заметила сдвиг цикла из-за смены климатических зон и часовых поясов и… залетела. Вот прям как девчонка! Аборт делать не пошла, уж слишком возражал Николай Львович, который со всей страстью бывшего пионера и комсомольца ударился в воспрявшую духом после развала Союза религию. Так Валя-Валентина и родилась.

Разница у сестёр Симоновых составляла четыре года. Это если в возрасте считать, а, если в характере, то лет сто, а, может, и больше. В Лане с детства прослеживалось что-то утончённое, что-то аристократическое, а Валя и в подростковом возрасте продолжала быть Валенком, стремлений к учёбе не имела, по театрам не ходила, книг возвышенных не читала, любила только телевизор смотреть да вечерами по улицам с подружками шастать. В итоге какое-как окончила девятилетку и пошла в швейное училище. Одним словом, Иоланте нечета. Старшая-то Симонова принесла родителям сначала «золотую» медаль, а спустя пять лет ещё и «красный» диплом. И не сказать, что много над уроками сидела, просто голова у неё была светлая, и организовать себя Лана умела, оттого, наверное, и нашла себе высокооплачиваемую работу переводчиком и очень перспективного мужа. У Валюшки же документы в десятый класс даже брать не стали. Ровно в восемнадцать она забеременела и швейное училище, естественно, бросила. Парень её с радаров тут же скрылся, и Лану случившееся ничуть не удивило. Чего вообще можно ждать от Валенка? Только таких вот фокусов! Однако опять вмешался Николай Львович и аборт младшей дочери сделать не разрешил, поэтому у Вали и родился распрекрасный Алёшка. Бабушка и дедушка влюбились в него с первого взгляда, дочь простили и обзывать Валенком Лане строго-настрого запретили. А ей не шибко и хотелось. Лана в тот момент уже университет окончила, на работу устроилась и вовсю с Владом встречалась. На Валюшку она махнула рукой: не до сестры было. Обескураживало одно: как Валя в восемнадцать родила, а не раньше? Видимо, повезло. И через два года младшей Симоновой повезло снова.

В детской поликлинике она встретила Андрея и дюже ему понравилась. Андрей учился на помощника машиниста, а в поликлинике подрабатывал электриком. Подросший Алёшка его ничуть не смутил. Свадьбу сыграли через год. Валюшка, разумеется, была «заряженная» и через три года вновь забеременела, сейчас же она носила уже четвёртого. И Лана нутром чуяла, что это не последний ребёнок Мальгиных. Андрей был рукастый и, похоже, не только рукастый, а Валюшка беременела легче кошки. Чуть ли не от поцелуя. Только на мужа взглянула и тут же в положении. Носила тоже легко − ни варикоза, ни токсикоза. За беременность набирала максимум килограммов десять, а потом весь лишний вес скидывала в первый же месяц после родов. На животе ни одной растяжки, рожала, будто из пушки выстреливала, а дети все здоровые. И Валенком постепенно стала Лана. Пустая, никчёмная, ущербная…

− А я тут по магазинам ходила, мелким кое-что покупала, да в туалет захотела, − продолжала весело щебетать Валя. − До дома бы точно недотерпела, а потом вспомнила, что рядышком ты живёшь, вот и решила заглянуть.

− Ну, заходи, − хмуро ответила Лана и нехотя отперла дверь.

Настроение у неё было поганое. С недавних пор Иоланта на дух не переносила естественно беременных, а Валюшку в буквальном смысле ненавидела. На её фоне она чувствовала себя уродом. Как же так? Ведь Иоланта всегда была умнее, глубже, ответственнее, тогда почему у недалёкой Валюшки получалось выносить и родить, да ещё и так легко, а у неё нет. Где справедливость? Неужели только в словаре Ожегова?

− А я после ремонта у вас ещё не была! – Пока Лана мысленно рассуждала на тему устаревших терминов, счастливая Валентина уже успела скинуть пуховик, сбегать в туалет и примостить к стенам кучу пакетов. – Красиво у вас, как в музее! – произнесла она с завистью и принялась осматривать сначала прихожую, затем кухню с гостиной, а потом ещё и все спальни.

У Облонских действительно было красиво. Лана подглядела такой интерьер в одном модном журнале. Стены, шторы и мебель – всё в пастельных тонах, чаще всего в молочном и белом, а яркие пятна создаются с помощью аксессуаров: светильников, цветочных горшков, картин и статуэток.