В Эчмиадзине, святой святых Армянской Апостольской Церкви, мы встретились с самим Католикосом Венеции – привилегия, которая стала доступна мне благодаря моему близкому знакомству с послом. Последний практически никогда не оставлял меня одного. Мы поговорили обо всем: о Конгрегации ордена мхитаристов, о моем дяде Кирилле, которого в тот момент уже не было с нами. Моего дядю-священника хорошо знали и уважали за его способности к логическому анализу, и его книга о древней армянской литературе была тому неоспоримым доказательством.

То же самое мне подтвердил директор Матенадарана, где собраны тысячи книг. Он отвел меня в свой кабинет и показал лежающую на одной из полок его библиотеки книгу дяди. Он сказал мне, что эта книга является настоящим фундаментом нашей литературы. Я подумал о том, что важность моего дяди была очевидна, и она была определяющей – как в жизни моей матери, так и в моей, а также в жизни других важных представителей армянской нации.

Конечно, мое путешествие не могло обойтись без поездки на озеро Севан. Я тут же вспомнил уроки истории в колледже и географическую карту старой и большой Армении. Когда-то она занимала гораздо большую территорию, чем сегодня, и располагала тремя озерами: Ван, Урмия и Севан. Из этих трех на нынешней территории государства осталось всего одно. Озеро Ван находится на территории Турции, озеро Урмия – в Персии, и только озеро Севан, расположенное на высоте 2000 метров над уровнем моря, до сих пор остается символом страны.

Воды озера использовались так часто, в том числе и для энергоснабжения, что бывший островок «птиц» – так звучало его название – превратился в полуостров. И дойти до находящихся на нем двух церквушек можно было пешком. С высокого мыса, на котором виднеются купола обеих церквей, можно увидеть пляж с белоснежным песком.

Там был художник, который рисовал озеро и окружившие его горы. Я наблюдал за ним, он был такой же старый, как ты. Не знаю почему, но в какой-то момент я было подумал утопить тебя в ледяной воде озера, но затем передумал и не сделал этого. Не сделал этого, потому что мы не были родом из тех мест, если делить армян на восточных и западных. Хоть никто и не понимает этого разделения, я точно знаю, что ты бы восстал из тех мест, как после битвы при Аравайре. Именно поэтому ты продолжил сопровождать меня в этом путешествии по стране, где эмоции всегда брали верх над рациональным восприятием всех ситуаций.

Визит к памятнику жертвам геноцида в Ереване для меня был похож на глубинную логику наслоения разных реальностей – реальности пропасти и искупления. Так и я очутился там с цветком в руке и с внутренним вопросом, почему я до сих пор был жив и куда мне теперь следовало идти.

В этом знаковом и таком всеобъемлющем месте я не ощутил никаких мучений, никакой тревоги, но и никакой близости или незнания. Смерть в этом месте тоже была по какой-то причине абсолютно немыслима.

Никогда больше в своей жизни я не ощущал ничего подобного. Стоя с цветком в руках перед вечным пламенем, символом всех жертв страшной трагедии, я думал об озере Севан, о голубом небе, которое отражалось в его водах, о пропасти, которую они скрывали, – полной воспоминаний, глухих к любого рода просьбам.

В этот момент я вдруг ощутил необходимость вспомнить, возвращался ли я когда-нибудь в течение взрослой жизни к своим детским воспоминаниям. И если я не делал этого раньше, то теперь отчетливо осознавал, что больше не могу не делать.

Воспоминания – не просто возврат к прошлому. Из воспоминаний, вероятнее всего, формируется наша личность. Именно на прошлом, на нашей истории и основывается все то, что мы выстраиваем в последующей жизни.