Я сидел на подоконнике и смотрел в окно.

По стеклу ползала муха, так, что заслоняла дома, даже четверть улицы, такой огромной она была.

Я был поражен! Я немного отклонял голову – муха становилась неизмеримо меньше.

Вот она совпала с грузовиком, который появился на горизонте в клубах пыли, он быстро увеличивался, я следил за ними обоими. Муха то становилась огромной, как слон, то совсем маленькой, меньше автомобиля, мчавшегося по улице.

Я был потрясен! Вот машина подкатила в дому, из нее выскочил человек и заорал: «Война кончилась! Война кончилась!» Все высыпали на улицу, стали обниматься, кричать, целоваться…

Война! война! война!

Так я познакомился с перспективой.

Это было 9 мая 1945 года. В городе Кемерово.

1 сентября 1947 года меня торжественно проводили в школу. Нарядно одели, конечно. Мы шли вдоль железной дороги, быть может, полчаса. Первый урок я не запомнил, я не сводил глаз с хорошенькой девочки, которую звали Руслана. Она сидела за одной партой с красивым мальчиком, которого звали, возможно, Людмил, этого я не знаю. Девочка была рыженькая, кучерявая, и я сразу же влюбился в нее.

Под сильным впечатлением я возвращался домой один и, увы, пошел по железной дороге в другую сторону и заблудился. Я ушел, по-видимому, очень далеко, потому что место не узнавал. Тогда я пошел обратно и снова попал в незнакомое место. И так, до вечера, я слонялся со своим портфелем и не мог найти дома. Наконец я сел под дерево и заплакал. Меня разбудил отец, было уже темно. Я спал под деревом. У меня такое впечатление, что отец был с коровой. У нас одно время была корова, которую звали Буренка, белая корова с рыжими пятнами, безрогая, и поэтому про нее говорили, что она «комолая».

Это было в городе Рубцовске 1 сентября 1947 года.

Но недолго длилась любовь.

Мы переехали в Подмосковье осенью 1947 года, в поселок Лапино, что возле Ногинска, и поселились у Нины и Пети, по соседству с художником, которого я никогда не видел трезвым. Один рисунок этого художника меня потряс. Это был карандашный рисунок, изображавший деревья, поселок, небо.

Нина была очень-очень худая женщина, а Петя был не великого ума мужчина, который всегда рассказывал мне, как на своей фабрике он водил на чердак женщин, которые ему там отдавались.

И вот однажды мы приехали в огромный город. Отец взял нас, детей, чтобы показать царство мира сего. Это был, конечно, ноябрь. Мы были довольно недалеко от мавзолея, гремела музыка, и вот все затихло. На мавзолее появились мужики, которые сверху приветствовали толпу. Тот, который был в центре, чем-то выделялся. Отец поднял меня на плечи и радостно воскликнул: «Сашка! Вон Сталин!» Сидя верхом на отце, я увидел вокруг себя чудовищную толпу. Толпа волновалась. Я недолго искал глазами того, кого звали «Сталин». Мне, правда, показалось, что он сам меня нашел. Мы встретились глазами, – мне стало не по себе, – отец сиял, но глаза у него были печальны. В следующий раз я видел Сталина уже в гробу. Как бы там ни было, взгляд, который я поймал на себе, я помню всю жизнь, взгляд Кобы.

Прочие впечатления раннего детства:

тайфун, крутящийся столб пыли, на который все с ужасом смотрели из окон;

тайга, куда отец уходил с ружьем, и жертвы его охоты;

прогулка с отцом в степи, когда мы долго-долго шли, а гора все не приближалась;

суп из крапивы, игра в доктора;

деревянные коньки, которые мне сделал отец уже в Подмосковье;

кони, которые мне снились часто;