Когда двери за последним посетителем закрылись, я, поставив притихшую Анюту на пол, кинулась открывать все окна в надежде проветрить.

– Посиди с Анечкой полчаса, я проверю и уберу за ребятами! – зашла я в комнату к маме и обомлела.

Мама сидела в наушниках, как обычно, перед открытым окном. За столом с ноутбуком. Но в отличие от прошлого раза я отлично видела, что она смотрит с таким сосредоточенным лицом.

На экране мелькали кадры нашей далёкой жизни. Когда папа был жив, а мы с Юрочкой были маленькие. Когда мама была счастлива.

Но то, с каким лицом она смотрела это домашнее кино, меня напугало.


Так смотрят на хроники войны, с таким лицом выносят приговор, такими больными глазами себя казнят!


Мамочка! Зачем ты ищешь свою вину там, где нет? Зачем ты казнишь себя прошлым, наказывая в настоящем своих детей?

И что мне с этим всем делать?


– Мам, – я тронула за плечо, и она вздрогнула всем телом, быстро выключив экран.


– Мам! Мне нужна твоя помощь сейчас. Не отказывайся, прошу! Я не справляюсь одна. Мне сложно на первых порах. Пожалуйста, прочти Анюте три страницы сказки, пока я приведу квартиру в нормальное состояние, – говорила я, не давая ей перебить себя и напирая на чувство долга.


Если в начале моей речи мама злилась, что я увидела её тайну и готова была отчаянно отстаивать свою невиновность и мировоззрение, то к концу приняла моё нежелание ничего с ней срочно обсуждать и, казалось, успокоилась.

А я ринулась из комнаты со всей возможной скоростью.


С бегством Никиты в Грузию в моей жизни будто открылся ящик Пандоры. Неприятности и чужие тайны посыпались, не спрашивая моего желания. Я чувствовала себя щепкой, что раньше была частью огромной крепкой плотины и видела только свой сектор бытия. Он мне нравился, тот крошечный устроенный мирок. А сейчас я неслась в гремучем потоке, хаотично сталкиваясь с разными кусочками неведомой ранее истории.


Никита, оказывается, реально ходок. И вся его любовь, что он демонстрировал мне пять лет, была только ширмой. Одной стороной его личности. Только фасадом для официального пользования.

Только лишь одной гранью его жизни. Настоящего Никиту я узнаю только сейчас. Труса и предателя.


А у мамы серьёзные проблемы с чувством вины после смерти папы. Она так и не смирилась. И всё ищет и ищет, когда и как была не права в прошлом. Ушла в это прошлое с головой, теряя реальную жизнь. Забывая здесь и сейчас. И вместо выдуманной вины за смерть папы мама упускает реальную ответственность за жизнь своих детей. За жизнь Юрки.

Если все эти годы ей плевать на растущего сына, не стоит удивляться получившемуся результату.

С остервенением отмывала грязную посуду и думала, прикидывала варианты развития событий. Как мне дальше жить? И как я дошла до жизни такой?


Отчего ничего не замечала вокруг себя?


Жила в своём милом тёплом мирке как улиточка в домике, и видела перед собой ту картинку, которая меня устраивала. Приподняться над ситуацией, позволить реальному миру захлестнуть себя я не желала и не стремилась.


Так, может быть, и не так и ужасно, что Никита сбежал, промелькнула мысль и утонула в привычной боли предательства.

Я остановилась на минутку, чтобы перевести дух. Переждать, пока перестанет печь в груди и отпустит перехваченное горло.


Стояла и завороженно наблюдала, как волшебно изменился пейзаж за окном от вечернего освещения. Не видно деталей, но таинственно и мистически играют тени. А острова фонарей оранжевыми весёлыми пятнами уволят взгляд вдаль.

Всё зависит от точки зрения и от возможности видеть суть.


Снять квартиру, как я предполагала ещё сегодня утром, у меня не получится. Я не смогу бросить здесь всё как есть. Нужно встряхивать этот гадюшник. Я не готова терять ни брата, ни маму!