Выдохнула.

Успокоилась.

Помечтать о том, как муж лишается того самого, чем он детей делает, можно и потом.

Когда любая угроза для жизни ребёнка уйдёт.

Постепенно мои глаза привыкают к темноте. Могу рассмотреть обстановку одиночной палаты.

И тёмную фигуру, устроившуюся в кресле. Паша спит, скрючившись в три погибели.

Тёмные каштановые пряди падают на его лицо, кажутся совсем чёрными сейчас.

Сколько раз это происходило? Если я ложилась в больницу, Паша старался быть рядом.

Устраивался в кресле или на кровати рядом со мной. Сторожил, словно его присутствие могло всё решить.

– Вместе мы справимся, – шептал, целуя мои ладони. – Я тебя люблю, Вик. Мы справимся. У нас всё будет хорошо.

Лжец.

Пока я ищу, чем можно бросить в мужа, тот сам просыпается. Резко подскакивает, несколько раз моргает, пытаясь понять, что происходит.

Паша всегда с трудом поднимался. Первые минуты его будто не существовало.

Но в этот раз мужчина ориентируется молниеносно.

– Ты очнулась, – Паша поделает ко мне, едва не врезаясь в прикроватную тумбочку. Включает светильник. – Всё хорошо, не беспокойся. Угрозы нет.

– Хорошо, – я облегчённо выдыхаю. Будто трёхтонный груз сбросила с плеч. – Уйди.

– Пойти позвать врача?

– Да. Или не зови. Как хочешь. Просто уйди сейчас.

– Вик…

– Я в больнице. Я могла… Боже. Я могла потерять мою малышку. А ты хочешь дальше спорить со мной? Имей хоть каплю совести, Паш.

– Я собирался спросить ничего ли тебе не нужно.

Я качаю головой. Смотрю, как муж направляется к двери. Даже быть в одной комнате с ним трудно после всего.

– Паш, – окликаю неожиданно, мужчина тут же разворачивается. – А мальчики где?

– Они у моей мамы ночуют. Перепугались за тебя. Оба. Я отправил их отсюда, чтобы не мешались. Они как проснутся – приедут обратно. Я буду в коридоре, если что-то понадобится.

– Проявляй заботу о другой своей беременной пассии.

– Ты можешь злиться на меня, Вик. Можешь ненавидеть. Но это наша малышка.

С этими словами муж выходит за дверь. Резко дёргает её на себя, намереваясь захлопнуть.

Но в последнюю секунду тормозит, тихо прикрывая.

Злится.

Черт возьми, он злится!

Это снова заставляет ярость закипать в моей крови. Потому что Паша ведёт себя как последний мерзавец.

И я не представляю, как мне вести себя теперь. Я не хочу снова рисковать ребёнком, забирая вещи из дома.

Подыскивая новый дом!

С какой стати я должна бежать, словно это я развлекалась на стороне?

– Ничего, – я шепчу, усаживаясь на кровати поудобнее. Глажу живот. – Ничего, птенчик, мы с этим справимся. Мама обещает, что больше не будет нервничать.

Пусть лучше Паша переживает. Может, хоть сейчас начнёт думать, как он ведёт себя. Что говорит.

Через полчаса, когда я утаю от тишины, в палату заходит Ольга Артёмовна. Мой акушер-гинеколог.

Она вела меня с самого начала. Хотя я хотела сменить врача. Слишком уж строгой казалась женщина.

От её «Соколовская» меня бросало в холодный пот. Чувствовала себя нашкодившим ребёнком.

– Соколовская, – начинает, а я тут же сжимаюсь. – У нас встреча через десять дней. Почему график нарушаем?

– Так получилось, – лепечу, опуская взгляд. – Но всё ведь нормально? У меня ничего не болит и… Выйди.

Обращаюсь к мужу, который проскользнул вслед за Ольгой Артёмовной.

Я даже смотреть на Пашу не могу. Сразу в груди давит, хочется кричать и плакать одновременно.

– Я останусь, – муж заявляет категорично. – Не собираюсь сидеть за дверью, когда тут обсуждают моего ребёнка.

– Я так понимаю, спрашивать про причину стресса не надо, – врач неодобрительно цокает. – Ну и что вы творите, Соколовские?

– Ольга Артёмовна, что там с результатами анализов? Я могу ехать домой? Всё в порядке?