Все тревоги от ссоры с мужем отступили на второй план. Сейчас для меня была лишь Маришка. Маленькая девочка, к которой я так крепко прикипела всем сердцем.

Вошла с Маришкой в комнату. С ней же на руках села в кресло. Девочка продолжала тихо плакать, цеплялась в меня крепкой хваткой, изредка вздрагивая и шепча.

— Ма-мочка, — протянула она, уткнувшись в мою грудь.

Мои губы задрожали. Горький ком встал в горле невыносимой тяжестью.

— Тише-тише, малышка. Все хорошо. Я рядом.

— Ма-мочка снилась… — вновь тихо произнесла девочка.

Я покачивала и поглаживала малышку. Шептала теплые слова, пока она плакала. Старалась передать ей всю свою нежность.

Она такая маленькая. И так нуждалась в материнской любви.

В какой-то момент воробушек затихла, и я запела ей колыбельную. Маришка быстро под нее заснула. Возвращаться в супружескую спальню не было никакого желания. Но время шло, нужно было идти.

Переложила девочку к крепко спящему брату на кровать и вышла из комнаты.

Ладонь саднила. Ноги ватные. Я очень надеялась, что за это время муж уснул. Иначе…

Ошиблась. Вадим не спал. Он стоял полностью голый возле окна и курил…

— Ну наконец-то.

Застыла на месте. Пугливо припала спиной к двери.

— Что так долго? — вкрадчиво спросил и развернулся ко мне.

Хищный. Опасный.

— Маришке сон приснился плохой… — ответила, тяжело сглотнув вязкую слюну.

— Заткнись уже с этими детьми! Затрахала о них трещать.

Крепко сжала челюсть, чтобы не нагрубить в ответ. В груди так кольнуло, будто острую иглу между ребер воткнули. Вадиму абсолютно наплевать на чужих детей. Он даже своего убил…

От упоминания о выкидыше горло сдавило спазмом, и слезы вмиг подступили.

Попов, чеканя каждый шаг, подошел вплотную. Запер дверь и, подхватив меня под ягодицы, взвалил на свое плечо.

Трепыхаться не стала. Отбиваться и подавно. Зачем? Чтобы разозлить чудовище еще больше?

Мое тело, словно мешок картошки, было кинуто на мягкую постель. От такого приземления я испытала боль в области поясницы, про которую благополучно было забыто после слов мужа:

— Как я соскучился по тебе, любимая. Терпеть больше не могу. Держишь меня месяц на голодном пайке. Не подпускаешь к себе.

Глаза Вадима засверкали каким-то странным блеском в свете луны, что проглядывал сквозь неплотно задернутые шторы. Он выглядел не иначе, как маньяк, нашедший свою жертву.

Схватил меня за голени и подтянул к себе на край кровати. Навис сверху, тяжело задышал и всю взглядом обвел.

— Отпусти меня, пожалуйста. Я не хочу... — Попыталась повысить голос, но из горла вышел лишь жалобный шепот.

Если Вадим захотел что-то, он легко это возьмет. Наши силы неравны, и я заведомо ему проиграла в этой неравной борьбе.

Не церемонясь и не слыша моих слов, муж задрал мою сорочку, под которой было только нижнее белье.

Попов, словно опьяненный, резко перевернул меня на живот и снял плавки. Следом по швам затрещала ткань сорочки.

Эти рывки носили странный, одержимый характер. Его руки и губы были везде. Он гладил, сжимал, целовал и шлепал.

Прикосновение его пальцев к моему телу пробудили одно лишь чувство брезгливости, за которым последовала и чистая злость.

— Сладкая моя. Настя… — томно прошептал, проложив дорожку из поцелуев от шеи к плечу.

— Не трогай меня! — Попыталась отпихнуть мужчину ногами, когда почувствовала хлесткий удар по ягодицам. Кожа запылала. Болезненно заныла. Мой голос сорвался на хриплый крик, а в глазах начало щипать от бессилия.

Я не хотела быть покорной. И не хотела секса с мужем. Было лишь одно острое желание: выть белугой и до последнего сопротивляться. Но рядом спали дети, они могут услышать крики, испугаться. Поэтому язык прикусила и замолчала.