По пути к подруге я думаю о том, как ей рассказать об измене.

С одной стороны, молчать и хранить все в себе невыносимо сложно, а с другой — мне стыдно признаться, что мой муж оказался козлом.

Это почти то же самое, что добровольно признать себя идиоткой, которая не замечала очевидного.

У меня ведь хорошо развита интуиция, и в глубине души я чувствовала, что со Славой что-то не то.

Он стал скрытным, нервозным, часто отсутствовал дома, но я выдумывала для него различные оправдания, лишь бы не замечать правду…

В роскошной гостиной я минут двадцать слушаю беспечные рассказы Риты и только киваю.

Я искренне рада, что у подруги все наладилось. Но сердце всякий раз сжимается в комок, когда вспоминаю, через что Рите пришлось пройти, чтобы заслужить свое счастье.

— А как там Слава поживает? — спрашивает подружка.

Черт…

Я до последнего оттягивала этот момент. И ведь сама же приехала выговориться, но все не могу решиться.

— Слава, как певчий соловей… то на сосну, то на ель…

— Ты о чем? — непонимающе приподнимает уголки губ.

— Любил Арину — ел мандарины, а полюбил Беллу — мандарины забыл. — Я улыбаюсь, но из глаз бурным потоком хлещут слезы, которые я уже не в состоянии сдержать.

Рита торопливо подсаживается ближе ко мне на диване, кладет ладони на плечи.

— В смысле?.. Он тебе что…

— Изменил. — Мой тихий ответ звучит как приговор.

И Рита тут же крепко обнимает меня, чтобы разделить мою боль.

— Ах, дорогая, а ты уверена? Просто я тоже оказывалась в подобной ситуации и…

— Я застукала мужа с любовницей, когда его член был в ее…

— Я поняла, — негромко перебивает подруга. — Если ты видела все в таких деталях, то сложно найти Славе оправдания. А кто его любовница? Мы ее знаем?

— Нет, но она назвалась его клиенткой из автосервиса, — всхлипываю, уткнувшись в плечо подруги.

Рита успокаивающе гладит меня по голове.

— И что ты собираешься делать?

— Я думаю, лучше сразу отрубить от себя этот загнивающий придаток, переболеть… потом будет легче. — Отстранившись от Риты, заглядываю ей в глаза. — Ведь мне когда-нибудь станет легче?

Подруга с сожалением смотрит в ответ, но не успевает ничего сказать.

Неожиданно за нашими спинами раздается мужской бас:

Загнивающий придаток. Так даже я не додумался бы назвать твоего мужа-долбоёба, — звучит с иронично-грубой интонацией.

— Папа! — недовольно вскрикивает Рита. — Не надо плясать на костях и надсмехаться!

Бельский одет по-домашнему — в черных спортивных шортах и белой футболке, подчеркивающей его мощную спортивную фигуру.

Он вальяжно проходит мимо, но наши взгляды неотвратимо пересекаются.

Я вижу в его глазах глубокую темноту и лед.

Выражение его лица бесстрастное, а мне после того, что я наговорила ему в нашу последнюю встречу, хочется спрятать лицо в ладонях.

Он приглашал меня на ужин, а я грубо отшила, потому что мои глаза видели только Славу и сердце принадлежало только ему.

Бельский невозмутимо уходит в кухню, и вскоре я слышу гул включенной кофе-машины.

— Папа как всегда, — поджимает губы подруга. — Прости, пожалуйста, они вчера с Мироном допоздна работали, и отец остался переночевать. Надеюсь, его слова тебя не обидели?

3. Глава 3

Андрей

Кофе должен быть крепким и приятно горчить, но я не ощущаю его вкуса. Как, впрочем, и температуры.

Мой мозг отказывается впускать в голову все, что не касается льющей слезы гостьи.

Охренеть, Бельский! Прожженный старый волк! Неужели ты втрескался в малолетку?

Да нет, бред какой-то.

Я агрессивно отгоняю прочь эти мысли, злюсь на себя.

Какая к черту любовь?

Подобные чувства я испытывал лет двадцать назад и горько в них разочаровался, когда мать Ритки испугалась лихих годов и бросила меня. Она всегда была трусливой слабовольной женщиной.