— Сколько там врач сказал? Десять из ста? Не такие уж плохие шансы…

— Ты серьезно, Равиль? — рычу раздраженно.

— Серьезно, брат. Будь это очередным рабочим проектом, ты бы рискнул. Вспомни свою сделку с “РосНано”. Там шансы вообще были один на миллион! И что? Ты не только рискнул, но и выиграл. Одним махом всех конкурентов на колени поставил!

— Это не бизнес, Равиль, — огрызаюсь. — Это, черт возьми, жизнь! Жизнь моего ребенка!

— Тем более нужно рискнуть, — спокойно изрекает он, открывая очередную бутылку.

— Нет, — выдыхаю затравленно. — Ты просто не знаешь… Не видел, как это повлияло на мою мать, Рав. Это горе ее не просто убило. Оно высосало из нее все соки. Только лишь безликую тень оставило. Мертвую безжизненную оболочку.

Выпивка только усиливает пульсацию в висках, отказываясь брать на себя роль анестетика. Вместо долгожданного расслабления я лишь еще глубже проваливаюсь в воспоминания из своего детства.

Больших трудов стоит воскресить в голове образ матери с улыбкой — что-то из жизни “до”. Куда более яркий образ изможденной, убитой горем женщины.

Я никогда толком не задумывался были ли в то время доступны какие-то методы ранней диагностики пороков. Помню, что мать часто лежала в больнице, а мы с бабкой таскали ей фрукты и ее любимые шоколадки. Но даже тогда она не унывала. Расспрашивала про школу, интересовалась успехами в спортивных секциях. Это уже после я перестал для нее существовать, а тогда она все еще проявляла заботу. Была мамой.

Ребенок родился раньше срока и вместо радости, которую я ожидал, все вдруг начали паниковать и нервничать. Мне никто толком ничего не объяснял, но естественно я все равно понимал, что что-то не так. К своему стыду, я даже не помню сколько прожил мой брат. В детстве время ощущается совсем не так, а во взрослом возрасте мы ни разу не касались этой темы. Даже спустя двадцать лет мать все еще болезненно переживает свое горе.

Насколько я знаю, они с отцом пытались завести еще одного ребенка, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Когда и у нас с Мирой возникли проблемы с зачатием, я грешным делом подумал на наследственность. Но ни одни анализы, ни одни тесты не показали проблемы. А теперь выяснилось, что врачи просто не там смотрели… С фертильностью у меня, как оказалось, порядок. А вот сердце подкачало.

Я понятия не имел, что это передается по наследству. Да и что “это”? Брату моему диагноз так никто и не поставил. Проблемы с сердцем. Врожденный порок.

Опрокидываю в себя стакан за стаканом, пытаясь хоть чуть-чуть заглушить эти мысли. Я не знал. Но если бы знал… Если бы Мира знала… Она ясно дала мне понять, что не связала бы жизнь со мной, если бы заранее была в курсе об “ущербных генах”. И это чертовски больно!

— Давайте, красавицы, поднимите моему другу настроение! Видите, совсем раскис. Молодой, красивый, богатый…а почему-то грустит! Непорядок, да?

Только когда на бархатный диван рядом со мной приземляются две полуголые девицы, до меня доходит, что Равиль говорил обо мне.

Брюнетка с пышной грудью сходу пытается закинуть на меня свою длинную ногу, но я лишь машу на нее рукой, как на назойливую муху. Мне бы с одной женщиной разобраться, а тут сразу две.

— Равиль, — рявкаю на него, понимаю, что мой протест девушки не понимают. Ну не пинать же мне их, в самом деле. А вот другу я и врезать могу. Нашел время!

— Ну чего ты заводишься? — Невозмутимо интересуется он. — Тебе надо немного расслабиться.

Расслаблюсь я после того, как решу проблему. Мире нельзя рожать. Категорически. Я люблю ее. Несмотря на все те жестокие слова, что она мне сказала сегодня, я безумно ее люблю. Я не могу дать ей страдать. Не могу дать пройти через тот ужас, что пережила моя мать. Это ее убьет… Мира этого не заслуживает. Абсолютно.