Она недовольно поджимает губы, но парировать ей нечем. Метнув в меня уничижающий взгляд, она наклоняется и целует Сергея в щеку, задерживаясь дольше, чем положено.

- Я заеду завтра. Выздоравливай, мой хороший.

Я уже закипаю. “Мой хороший”?! Дрянь какая! Ничего у нее не выйдет! Он только мой, и таким останется!

- Спасибо, что приехала, - отвечает он, но не говорит ей держаться подальше от больницы. Это что, значит, что завтра он будет ее ждать?!

Дышу, чтобы успокоиться. Как только Виолетта выходит, я закрываю за ней дверь и, заставив себя улыбаться, возвращаюсь к кровати мужа.

- Что это за кофта такая правда? - спрашивает он.

- Это кофта, которую ты снимал с меня в тот день, когда мы впервые занялись сексом, - улыбаюсь я.

- Правда? - спрашивает он, но в его глазах ни одной искринки теплоты. Мне кажется, что на Виолетту он смотрел с большей нежностью, чем на меня.

- Правда, - киваю, заставив себя продолжать следовать плану. Дорогу осилит идущий. Надо напоминать себе это почаще, чтобы не терять мотивации. - Я тут кое-что привезла.

Роюсь в сумочке, из которой достаю наши свадебные фотографии и свидетельство о браке. Передаю все это в свободную от гипса руку Сергея. Он кладет их на живот и поднимает по очереди, рассматривая.

- Мы улыбаемся, - произносит то, что и так очевидно. - Выглядим счастливыми. А это еще что такое? - он крутит фото, рассматривая с разных ракурсов. - Почему мы тут такие испуганные?

- О, это была история, - смеюсь я. - Когда мы резали торт, фотограф хотел сделать снимки с разных ракурсов и постепенно отходил назад. А у него за спиной стояла ледяная скульптура.

- У нас на свадьбе была ледяная скульптура? - Сергей скептически кривит губы.

- Ну да, - тушуюсь я. - Мне очень хотелось скульптуру лебедя. Ты… ну ты как-то сказал, что я грациозная, как лебедь. Вот я и попросила… а ты сказал, что выполнишь любой мой каприз… так и появилась скульптура.

- И что было дальше?

- А дальше фотограф перецепился через что-то и полетел прямо на эту скульптуру. На автомате нажал на кнопку на камере, и она сделала наше фото. Фотограф потом хотел удалить, но ты сказал оставить.

- Ясно, - сухо отзывается Сережа и берет следующую фотографию.

На ней мы целуемся. Глаза закрыты, мы в крепких объятиях друг друга. Одна его рука в моих волосах. Я улыбаюсь, с теплом вспоминая ощущения от его поцелуя. А вот Сережа… он хмурится. Как будто не может осознать или принять, что все это происходило с ним. Это больно ранит мое уже и так потрепанное сердце.

- Ты не помнишь, - шепчу утвердительно.

- Прости, но нет, - отвечает он со вздохом.

Выуживает из пачки свидетельство о браке и внимательно изучает. Я ерзаю на стуле и, вперившись взглядом в окно, начинаю говорить:

- Ты не любишь красную икру, но обожаешь икру минтая. Намазка такая в баночках. Любишь класть ее на сладкую булочку с изюмом и запивать горячим, сладким чаем. Так ты делаешь только дома, чтобы никто другой не узнал. - Делаю судорожный вздох. - Переключиться после работы тебе помогает массаж головы. Ты часто приходишь, ложишься головой мне на колени, и я, зарывшись в них пальцами, массирую, а ты тихонечко стонешь. Потом целуешь мои руки.

Я замолкаю, не понимая, стоит ли прикладывать усилия к тому, чтобы вернуть то, что, возможно, вернуть уже не смогу.

- Продолжай, - звучит внезапно, и я перевожу взгляд на Сережу.

- Спать ты любишь на той стороне кровати, которая ближе ко входу в спальню. Никогда не принимаешь ванну, зато в душ можешь ходить раза по три на день. Раз в месяц ты устраиваешь разгрузочный день, когда выключаешь всю электронику, не отвечаешь на письма и не позволяешь никому приходить к нам в гости. В этот день ты ходишь в пижаме, мы едим всякие вредности и смотрим кино, соорудив на диване в гостиной целое гнездо. Это мой любимый день, - добавляю дрожащим голосом.