– Я ей говорю: «У меня либидо пропало от ваших таблеток, на фига мне вообще такая контрацепция?»
– И что она советует? Врачиха?
– Что советует? Ты упадешь! Сходите, говорит, на дискотеку, возбуждайтесь видом молодых танцующих тел! А типа я уже не молодое тело!
– Почем ты персики купила?..
– Я увольняюсь, я не сирота, всю жизнь пахать на дядю…
– …а я ему сказала, знаешь, дорогой, забирай свой коврик и вали отсюда к маме, будешь там медитировать, меня твоя йога задолбала!
Мы с мужем прошли половину набережной, тихое местечко так и не нашлось, поэтому мы развернулись в отель, в нашем отеле был свой ресторан, там и решили поесть. Идем, а вдогонку летит из какой-то пиццерии:
– Вы ничего не путаете? Ай аск то бринг ми барабулька! Это что у вас, барабулька такая? И вам не стыдно? Из ит барабулька? Приносят путассу, а впаривают мне как барабульку!
Можете себе представить, как я удивилась, когда среди этого бреда услышала стихи? Ахматову – «Сжала руки под темной вуалью», читала женщина в нашем ресторане. Мы сели за столик в тени, в глубине, там, к счастью, было тихо, все говоруны обычно размещаются на террасах с видом на море. Девушка сидела ко мне спиной, лица я не видела, только свитер. Несмотря на жару, на ней был синий хлопковый свитерок, ажурный, тонкий, но все-таки слишком теплый для пляжного сезона.
Маленькие тонкие пальцы у этой женщины были все в золоте, красный лак и цветные камушки заманчиво блестели, ладони взлетали над столом как тропические птички.
– Почему ты сегодня бледна? – повторила она таким мягким, сладким голоском отличницы, что мне захотелось прямо так и написать, «повторила она», как и положено в приличной сентиментальной прозе.
Напротив этой птички лицом ко мне сидела девочка лет десяти, а может, и двенадцати, и тоже хрупка и светленькая, с большими удивленными глазами, вероятно, дочь той артистки, я сразу подумала. Аккуратно, как английская старушка, девочка отправила в рот кусочек котлетки, а прожевать забыла, так увлекла ее декламация.
Рядом с удивленной крошкой сидела еще одна молодая женщина, брюнетка с коротким хвостиком, лет примерно тридцати. Она, не дожидаясь официанта, разлила по бокалам остатки красного вина, рука артистки потянулась к бокалу, и камушки сверкнули так шикарно… Мне тоже захотелось чего-нибудь блестящего, и как-то вырвалось само собой:
– Мне срочно нужен перстень! С большим зеленым камнем!
Красавица заканчивала стих, как это делали все ученицы старших классов – с надрывом на второй строке и переходом на шепот в конце фразы.
Мне стало любопытно посмотреть, увидеть лицо этой женщины, все-таки интересно, кто это у нас за столом на жаре вспоминает Ахматову. Я направилась в туалет, чтобы на обратном пути заглянуть под эту загадочную шляпку. И когда заглянула, когда увидела лицо этой милой блондинки, я еле-еле удержалась, чтобы не заржать.
Да, понимаю, это жутко неприлично, но первая моя реакция была неумолима, я чуть не засмеялась… Под глазами у артистки были синяки, огромные свежие фонари на маленьком, нежном, довольно типичном для хрупких блондинок лице. Это меня насмешило, простите, слишком уж сильный был диссонанс с Ахматовой и порхающими пальчиками. Я отвернулась, но красавица заметила мою улыбку и надела большие солнечные очки, которые она, видимо, забывшись, положила на стол.