— Не знаю. Что-нибудь арендую. Развод будет громким. Никто не успокоится.

— Ты хочешь скандала? — мама с опаской поглядывает на дверь их с отцом спальни.

— Я просто хочу честный развод. Мне положена половина, и я не собираюсь отказываться.

— Сашка, он же не отдаст. Они с мамашей тебя сожрут. Юристов наймут, да у них уже есть. Аллигаторы. Ты не сможешь с ними воевать.

Мамины слова, конечно, отражают правду, но задевают. Звучат до боли обидно. Она в меня не верит. Точнее, боится за меня.

Родители всегда жили тихо. Не выделялись. В конфликты не вступали. Случилось и случилось. Бог обидчикам судья. Я сто раз эту фразу слышала.

Они хорошие, добрые, но права свои отстаивать не хотят. Это скандалы и неудобства, которые им не нужны.

— Я постараюсь сделать все, что могу.

— Саша!

Мама идет за мной следом. По пятам. Толкаю дверь в свою спальню и слышу тихие всхлипы.

— Не плачь, пожалуйста, — беру мать за руки.

— Я боюсь за тебя. Слышишь? Не надо никуда лезть, уйди тихо. Нам от них ничего не надо. Пусть живут себе, и мы будем жить.

— Мам, он меня предал. Он год мне врал. Год делал из меня дуру. А сейчас что? Это его интервью? Меня с работы уволить могут из-за этого. Он мою жизнь и так уже сломал. Я ничего не теряю. Ничегошеньки!

— Сашенька, — мама всхлипывает, у нее такие крупные слезы по щекам катятся, что мне становится стыдно.

Стыдно, но отступать в угоду родителям я не собираюсь. В конце концов, это моя жизнь. Свою они сами проживают.

— Девочка моя, что же ты делаешь…

— Хватит, Майя, — вмешивается бабушка. — Хватит. У Саньки своя голова на плечах есть. Она справится. И ты завязывай рыдать. Хватит.

Мама так растерянно качает головой, да и выглядит так же. Словно совсем не понимает, как ей жить дальше.

Меня эта картинка до глубины души ранит. Я виновата в маминых страданиях сейчас. Я и мой муж. Мой почти бывший муж. И за это я ненавижу его еще сильнее, он не только мне нагадил, он мою семью опозорил.

Я вывезу этот поток дерьма. Но вот родителей своих обижать не позволю.

— Я справлюсь и разберусь, — касаюсь маминого плеча, а потом хватаюсь за телефон.

Сжимаю его в кулак и выбегаю на балкон. Он застеклен. Окна плотно закрыты, на улице меня практически не слышно. Слов точно не разобрать.

Открываю входящие. Листаю и звоню Ермакову.

Я так зла. Так зла и хочу крови. Хочу высказать ему все, что думаю. Он не имел права давать это гребаное интервью и не согласовать его со мной, когда оно касается меня напрямую.

Демид отвечает почти сразу.

— Зачем ты это сделал? Все только хуже стало! Ты видел, что происходит? У моего дома журналисты дежурят, мой телефон взрывается. А ты даешь чертово интервью.

— Я хотел как лучше. Я хотел извиниться и…

— Передо мной? — ору на него. — Ты это для своего фан-клуба и рекламодателей делал. Ты себя обелял. А меня только сильнее втянул в это дерьмо, Ермаков. Ты думаешь, мне легче оттого, что ты квартиры этой девке не купил? Или оттого, что на море с ней не зажигал? Ты, блин, ребенка ей заделал. Ты с ними виделся. Ты год из меня идиотку делал! Ты моральный урод. Я тебя ненавижу!

— Подожди, Саш…

Демид пытается меня перебить, хоть слово вставить, но меня уже понесло. Я ору, как ненормальная. Точно чокнулась. У меня истерика. Я, когда все узнала, будто в анабиоз впала. Как зомби ходила, плакала да, но мне так, как сейчас, душу не рвало.

А теперь, чувствую, что у меня внутри все по швам трещит. Я задыхаюсь и медленно умираю.

Это он виноват. Мой муж во всем виноват. Он после этого не человек даже. Нет!

Соскальзываю по стене к полу. Плачу. Хнычу в трубку и больше ничего толком не могу сказать. Я растоптана.